Мне посчастливилось быть свидетелем и в некотором роде участником удивительной истории, которая в полной мере показала, что такое истинная сила духа, подвижничество, любовь и вера в свое предназначение.
Началась она для меня ровно 22 года назад. Одна прихожанка Никольского храма в деревне Емельяново Старицкого района рассказала о местном священнике и попросила через газету оказать ему помощь. Речь шла всего-навсего о газовом котле, но от этой малости зависела духовная жизнь прихода: служить зимой в промороженном насквозь огромном храме трудно.
Начало. Пустые стены
В эту деревню в феврале 1998 года настоятелем направили 24-летнего священника Николая Курбанова. Приехав со своей женой Юлией и двумя маленькими детьми, даже не распаковав вещи, на следующее утро он уже проводил богослужение. Всю зиму, в мороз, как положено, без сокращений служил по несколько часов. Каменные полы, после того как их помоет матушка Юлия, и через неделю пестрели мокрыми пятнами.
Прихожане присматривали за детьми, когда матушка уходила в храм. Они же помогли снять жилье – молодая семья жила в небольшой двухкомнатной квартире в блочном доме. Вскоре отец Юлии переехал к ним, потому что на крошечную пенсию одному не прожить, ютился в коридоре. Художник-самоучка, писал иконы для Никольского храма, они сохранились, в том числе в алтаре.
Высокий, худой, безбородый (из-за неизлечимого заболевания щитовидной железы волосы на голове не росли), отец Николай показался мне совсем юным и беззащитным. Тем удивительнее было видеть в нем большую внутреннюю силу и кротость, свойственные, скорее, людям, умудренным возрастом и духовным опытом.
Практически в одиночку стал восстанавливать храм и духовную жизнь деревни.
Без страха и ропота принялся за работу, для одного человека совершенно непосильную, – разбирал второй этаж, снимал бетонные плиты, с помощью учителя физики местной школы настилал полы, строил иконостас, смывал штукатурку и радовался открывающимся фрескам.
В Ржеве, где молодой, рукоположенный в возрасте 20 лет батюшка служил в Воскресенском соборе, его знали и любили. Полгода после назначения ему присылали оттуда небольшое пособие, а когда эти дотации прекратились, приходилось уповать только на Бога и бабушек-прихожанок – принесут они десять рублей, значит, будет на что купить хлеб для семьи и муку на просфоры для церкви. В то время как необходимый газовый котел стоил всего 3600 рублей, врезка газопровода – еще 1863 рубля. Но средств не было даже на содержание семьи.
В церкви Николая Чудотворца, построенной в 1821 году, в советские времена были устроены клуб и склад медицинских препаратов. Она стояла заброшенная, без крестов и колокольни. Посуду из-под медикаментов молодой священник и его жена мыли и сдавали – все небольшой, но доход.
Еще долго в храме не было ни одного подсвечника, их роль выполняли фаянсовые тарелки, заполненные песком. Со стен, с бумажных икон, вырезанных из календаря, смотрели лики Спасителя и святых. Слева от алтаря, который обозначала покрашенная белой краской деревянная стенка, во время дождя ставился таз. В этом месте стена потемнела от воды, казалось, вот-вот рухнет.
Бывали дни, когда служба шла в пустом храме, и это настоятеля, конечно, печалило.
– Порой испытываешь чувство брошенности, – говорил отец Николай. – Но я готов, по мере здоровья, служить до конца своих дней в пустом храме. Меня вдохновляет пример отца Алексея Мечева. К тебе как ни придешь, ты все один, – смеялись над ним соседские священники. Он служил в пустом храме восемь лет. Его поддерживал Иоанн Кронштадтский. А меня – пример Алексея Мечева.
Годы спустя. Ноша по-прежнему слишком тяжела
В той статье было написано, что у священника нет ни счета в банке, ни машины, ни телефона. Но найти село Емельяново легко, и если кто захочет помочь храму, пусть привезет в деревню газовый котел, немного денег, хорошо бы еще пару подсвечников и муку для просфор.
И уже через полгода, рассказывал отец Николай, в их жизни многое изменилось.
Приехала Людмила Михайловна Белоногова, владелица рыбного магазина, стала помогать и продуктами, и не только. В течение долгого времени она очень поддерживала и семью, и храм. Появились друзья, которые впоследствии помогли отцу Николаю приобрести свой дом. Был еще один чудесный человек – Надежда Павловна. Она однажды постучалась к батюшке в дверь, а потом переехала сюда из Москвы, купила дом прямо у храма. Сейчас ни ее, ни Людмилы Михайловны нет в живых.
Четыре года назад я опять побывала в гостях у отца Николая. Он провел меня по храму, выглядевшему более обихоженным, с гордостью показал красивую трапезную, где отмечались все праздники, на которые собиралось много людей, местных и приезжих, и где проходили занятия воскресной школы. Амвон, большие новые окна, алтарь – все преобразилось. Однако меня не оставляло чувство, что ноша, которую несет молодой священник, неподъемна, и было жаль, что столько трудов он тратит на эти стены. Но, как и при первой встрече, поразило сочетание силы и кротости.
Этот тихий человек, кажется, вообще не способен разгневаться, закричать. Да, подтвердила потом матушка, не то что руку поднять на детей, он и голос никогда не повышал.
– В этом приделе служба идет только зимой, – рассказывал отец Николай, – в этих двух – весной и летом. А здесь просторно и светло, мы елки для детей устраиваем.
У храма появились купола, временная колокольня, был восстановлен один придел. Как и прежде, бывают дни, когда на богослужении в храме никого, только матушка на клиросе. Настоятель рассказал о том, что мечтает построить колокольню, точь-в-точь как прежнюю, разрушенную.
И еще бы хорошо найти преподавателей для воскресной школы. Нецерковного человека эта картина наводит на грустные мысли: проблем, в первую очередь, конечно, материального порядка, слишком много, и, чтобы решить их, не хватит жизни. Все деньги, на поиски которых батюшка тратит уйму сил, как будто проваливаются в яму. Но разве скажешь об этом?
Как можно огорчать бессребреника, этого милого человека, который, как ребенок, радуется всему, что наполняет жизнью храм?
Вместе с ним радуются и прихожане. Их здесь по-прежнему совсем немного, не больше десяти, и уже нет тех, кто стоял в начале пути, – практически все они ушли в мир иной.
– Мои ребята общались с детьми отца Николая, вместе отмечали дни рождения и праздники, – рассказывает пенсионерка Татьяна Ивановна Попкова, в прошлом директор и учитель Емельяновской школы. – А вечером к нам приходили батюшка со своей супругой. Мы сядем в беседке, он молитву почитает, очень приятно было, хорошо. Сам он абсолютно неконфликтный человек, спокойный, все в шутку обращал. Любил устраивать трапезы, приглашать гостей, организовывать для нас музыкальные концерты. В престольные праздники всегда было очень много людей.
Ольга Попкова, ее невестка, вспоминает, что, когда батюшка в первый год копал канаву, местные мужики стояли рядом, покуривая, давали советы. Но со временем что-то изменилось – теперь уже сам батюшка мог помогать: в селе оказывались люди, которые попали в трудное положение. Настоятель находил им работу в храме, за которую всегда платил деньги.
Алтарь. Смерть
Шварц в своей пьесе «Обыкновенное чудо» возносит славу тем, кто живет так, как будто они бессмертны. Храбрый и тихий человек Николай Курбанов, казалось, о смерти не думал, хотя черный юмор любил. 16 марта 2020 года рано утром он пришел в храм, не включая свет, прошел в алтарь и упал.
Умер сразу, остановилось сердце. Накануне готовился к приезду митрополита Саввы, волновался. Владыка приехал, чтобы отпеть настоятеля Никольского храма. Его вдове помогли батюшки из благочиния, похоронили своего товарища, дали деньги семье, на которые она жила полгода. Как жить дальше, непонятно: дети болеют, Юлия до сих пор выплачивает кредиты, которые брались на содержание храма.
– Беда в том, что он совсем себя не берег, – объясняет Татьяна Попкова. – Наш доктор общей практики много раз говорил, что у него проблемы с кальциевым обменом, это влияет на работу сердца, надо пройти обследование. Батюшка отвечал: «Да-да, проведем Рождество и приду». И так каждый раз. А ведь и Юлия, и их дети, кроме Вани, больные люди. Он тащил все на себе – семью, храм, а себя не сберег.
– Как мы существовали, не знаю, – вздыхает матушка Юлия. – Он выполнял тяжелую физическую работу, надорвался, сильно болел. И все время строил планы. Знаю, что ничего по-прежнему не будет. В храме продолжаю служить, но очень тяжело: ты здесь, а его нет. Жуткий год. На фоне личной трагедии ощущение, что и в мире все поделилось на «до» и «после».
Местные говорили, что настоятеля все любили, особенно дети. Ценное замечание сделала монахиня Иоанна из Никольского Шостьенского женского монастыря, которая часто бывала в Емельянове и считает отца Николая своим духовным наставником:
– Едва ли не каждый житель села уверял: «Настоятель любил всех, но меня – особенно. Он выделял меня среди других».
И опять разговор неизменно сводится к материальным проблемам. Ремонт и вообще все работы по содержанию храма лежали на плечах настоятеля, сейчас прихожане ищут благодетелей. Они пишут письма, отдают последнее, чтобы их храм жил. Когда говорят «у нас», не сразу и поймешь, что речь идет не о личном доме.
– У нас икона прохудилась. Стояла у ворот храма, старая была, бумажная. Мы нашим семейством скинулись, купили новую, – рассказывает Татьяна Попкова. – Сейчас служб нет и, значит, средств нет. А коммуналку платить надо, крыша течет, ремонтировать надо. Надеяться не на кого, только на себя. Наш храм-то нищий. У нас же все – пенсионеры, некоторые вообще минималку получают. Сколько они могут пожертвовать? Не знаю, где Николай добывал деньги. Где теперь искать спонсоров?
Клирос. Встреча
Юлия впервые увидела Николая в Вознесенском соборе Ржева. Сверху, с клироса, она сразу отметила молодого человека, который часто бывал на службе, высокого и худого, с запоминающейся внешностью. А однажды все засуетились, забегали вокруг него: он потерял сознание и упал. Тяжелое заболевание мешало жить, он и потом иногда терял сознание. Молодые люди дружили, вели бесконечные разговоры, все о Боге и церкви. Как только Николаю исполнилось 18 лет, обвенчались. А теперь он собирался отметить 30 лет свадьбы. Не получилось, в 44 года умер.
– В центре всего у нас была Церковь, – говорит Юлия. – Оглядываешься назад, задаешься вопросом: где же наша личная жизнь? Но о тех годах вспоминаешь как о самом счастливом времени. Какое было подвижничество! А сейчас сил нет… Подойду к храму – он рядом похоронен, на могиле постоянно лежат цветы, не знаю, кто приносит. Зайду внутрь, а там сверху льется вода, прямо в алтарь. Ощущение, что храм плачет.
