В июне-2024 в Тверском областном суде завершился уникальный процесс: то, что творили немецко-фашистские захватчики во время Великой Отечественной войны в Калининской области, было признано геноцидом советского народа. Следя за процессом, многие с сожалением констатировали: обидно, что так поздно. Эх, почему наши героические предки, поколение победителей в Великой Отечественной войне, не умели заглядывать в далекое будущее и не знали, что настанут такие времена, когда Европа будет лобызаться в десна с бандеровцами, на юбилей освобождения Освенцима Россию не позовут, да и в целом нашу страну-победительницу начнут усиленно оттирать от великой Победы… Но поэтому так важно и назвать хотя бы сейчас своими именами все, что пережил наш народ в 1941-1945 годах – а был это именно геноцид. Теперь доказано и в суде.
Мы были на тех самых заседаниях. Слушали показания свидетелей, читали архивные записи и не спали ночами: столь страшные подробности всплывали из далекого прошлого. Этот процесс - особая глава и в тверской истории, и в практике дел, рассмотренных прокурорами Тверской области. "МК в Твери" узнал подробности фашистских зверств на нашей земле у старшего помощника прокурора региона Регины Полуяновой.
Решение поделиться ими с читателями пришло не сразу: чтение предстоит тяжелое. Но рассказать вам о пережитом Калининской областью – наш долг: тысячи замученных людей, безымянных, забытых, взывают к памяти, требуют вспомнить о них и их муках. Вот почему мы открываем серию статей о преступлениях нацистов на Тверской земле.
Расправа длилась несколько часов
Эта поляна на входе в молодой сосновый бор, залитый солнцем, была много лет моим ностальгическим детским воспоминанием. Сколько раз я с соседскими ребятами бегала сюда за щавелем и спелой земляникой, а какие крепкие маслята высыпали на ней каждое лето в июле! Я обожала этот бор, эти сосны и гордилась: в шестидесятые их посадил мой дед.
Да и кто в Торопце не любил эту рощицу на окраине? В глубине ее была маленькая эстрада, и каждый год там праздновали День молодежи, расстелив покрывала на траве.
Но много лет спустя, придя на любимое место детских игр, я обнаружила посреди полянки скромный памятный камень с табличкой: «На этом месте зверски уничтожены, фашистскими оккупантами и их пособниками, в октябре-ноябре 1941 г. 75 евреев, жителей города Торопца». Так я впервые узнала о страшном, случившемся в родном городе в дни немецкой оккупации.
Тут стоит сделать важную оговорку: древний русский Торопец на границе всегда был городом многонациональным, с большой еврейской и эстонской диаспорой. Каких только фамилий не встретишь на местном кладбище! Знали об этом, конечно, и немцы: и войдя в последние дни августа 1941-го в Торопец, первым делом «пометили» еврейское население – приказали носить белые повязки с синими пятиконечными звездами. А в октябре последовал приказ – евреев Торопца отправили на льнозавод, на окраину города, в большой барак. Летом 2024 года в суде были зачитаны сухие показания – подробности того, что творили в этом бараке с согнанными людьми: «забирали все более-менее приличные вещи, молодых девушек и женщин пьяные немцы насиловали, били чем попало стариков, и так продолжалось до 2 месяцев». Один из свидетелей вспоминал, как однажды к нему зашла в гости еврейская девочка и рассказала: ходоки были у коменданта Гиршберга, спрашивали, когда прекратятся мытарства, а тот, усмехнувшись, ответил: «С понедельника жить вам будет лучше, вот увидите…». Эту страшную, циничную издевку люди приняли за чистую монету, ведь истинный смысл обещания они не могли даже вообразить.
В понедельник в барак ворвались немцы, начали отнимать вещи и грузить в машины. В это время рядом уже рылись большие ямы: «когда они были готовы, жандармы стали выгонять евреев по взрослых и детей… по 10-16 человек… На краю ямы заставляли снимать Верхнее платье и ложиться. Стали их расстреливать. Одни были расстреляны, другие нет, всех их сбрасывали в ямы и зарывали». Люди, ставшие случайными свидетелями зверства, помнили это до конца дней: «После того, как взрослые были расстреляны и сброшены в ямы, немцы приступили к раздеванию детей», - свидетельствовал Иван Львов, чей дом находился в двухстах метрах от страшного места, - «немцы стали разрезать вены у них на руках и бросали их в другую яму… Всех детей было 25 человек».
Расправа длилась три часа под душераздирающие крики и стоны. Не выжил никто. В поименном списке жертв – целые семьи: супруги Тотельбаум были убиты вместе с сыном и дочерью 12 и 14 лет, супруги Брайнины погибли вместе с тремя детьми десяти, пяти и трех лет… Читать это без слез невозможно, каждая фамилия – оборванная жизнь.
5 картошек в сутки
Однажды на одном из иностранных сайтов на глаза мне попалась фотография: огромная толпа оборванных людей с отчаявшимися пронзительными глазами, на заднем фоне памятник Ленину и городской пейзаж, показавшийся мне до боли знакомым. Внизу была подпись «Toropez», но я далеко не сразу догадалась, что же это за место такое на фото – ведь сейчас там мирный детский сад, да и тот, довоенный памятник Ленину, был разрушен и заменен другим.
Ничто не напоминает о том, что в центре Торопца во время немецкой оккупации действовал концлагерь, и в нем погибло от голода 1200 человек – наших пленных красноармейцев. То случайно увиденное мною фото свидетельствовало: людей загнали, как стадо, на ровное пустое место, огородив двор – набили, как сельдей в бочку, 3000 человек. Свидетели показывали: десять дней пленных вообще не кормили, торопчан, пытавшихся передать им еду, жестоко наказывали. И только когда люди начали умирать, разрешили приносить им вареную картошку – строго по пять штук на человека в день. «Немытые, грязные и голодные пленные красноармейцы тайком от постовых обращались к проходящей публике с просьбой принести воды. Если это заметит немец, то сейчас же начинает бить пленного резиновой палкой. Если пленный попытается взять себе лишнюю картошку, то сейчас же на месте расстреливается», - зафиксировано в архивных документах. Люди пухли от голода, падали без сил, слабых и больных пристреливали, закапывали тут же во дворе. С наступлением зимы лагерь перегнали на территорию бывшего Троице-Небина монастыря, где издевательства продолжились, а когда советские части вплотную подошли к Торопцу, уцелевших узников погнали дальше, в сторону Великих Лук.
Все это время в центре Торопца на Базарной площади шли повешения: вешали партработников, партизан, попавших под подозрение и просто случайных людей – только в сентябре и октябре здесь было повешено 5 и расстреляно 42 человека. Для устрашения торопчан буквально сгоняли к месту казни, требовали смотреть, а по городу ездили грузовики с радио – оповещали о казнях. Всего на Базарной площади было повешено около 20 человек.
Зарево над Кудино
Кто не знает это страшное слово «Хатынь»? Но ведь в каждом районе, пережившем немецкую оккупацию, были свои собственные хатыни – под предлогом борьбы с партизанами уничтожались целые населенные пункты. Все это сопровождалось массовыми убийствами, грабежами, изнасилованиями.
Невероятно страшно читать копии архивных документов, зафиксировавших судьбу торопецких деревень Кудино и Заречье. За сухими строчками всплывает трагедия: всех деревенских согнали к школе. Вышел немецкий офицер, потребовал выдать партизан: люди молчали. Лишь некая Калугина, впав в истерику, начала тараторить, произносить какие-то имена, но немцы ее и слушать не стали – дали очередь из автомата. Один из офицеров достал лист бумаги и зачитал 18 имен – вот это, мол, и есть партизаны. Всех перечисленных вывели из строя, заставили натаскать к школе соломы, потом выстроили в ряд и достали автоматы… Люди запомнили, как стоял и не падал, весь в крови, Борис Егоров: его немцы пристрели из винтовки. Трупы и раненых облили бензином и подожгли: горящие люди страшно кричали, односельчане рвались к ним на помощь, в ответ их жестоко избивали. «Село Кудинцы немцы сожгли», - сухо зафиксировано в документах.
Какую деревню под Торопцем ни возьми – в каждой есть свой скорбный список и страшные воспоминания. В сентябре 1941 в деревню Зарученье прибыла немецкая танковая часть: уже на третий день был схвачен председатель сельсовета и секретарь. Два дня их жестоко били, после чего повесили на глазах односельчан. Снимать трупы запретили.
В декабре в деревню Яновищи зашел немецкий карательный отряд из 50 человек. Разбившись на группы, садисты пошли по домам, грабя и избивая. Старика-колхозника Голубева сначала жестоко избили, потом заперли в доме, дом подожгли. Двух колхозников – сына и отца Николаевых, немцы впрягли, как скот, в сани и, хлеща кнутом, заставили возить награбленное. Потом, измываясь, велели бежать по дороге – сначала погнали отца, в спину дали очередь из автомата. Та же страшная участь ждала и сына. Вся эта страшная сцена разыгралась на глазах у Натальи Николаевой, разом потерявшей мужа и ребенка. В слезах она молила извергов: «И меня расстреляйте!». В ответ ее пнули: «Мы тебя лучше за немца выдадим замуж». Дом Николаевых подожгли, потерявшую сознание женщину бросили на морозе.
Дом колхозников Логиновых сожгли. Немцы искали хозяина, нашли на колхозном дворе – двор подожгли, Логинова, пытавшегося выбраться, добили очередью.
Фантазия садистов не знала границ. В деревне Хворостьево немцы под дулом автомата прогнали десять человек через минное поле – все погибли.
7 колхозников из Поженского сельсовета шли в ноябре в Торопец: на их беду по дороге им попался немецкий карательный отряд – людей расстреляли, без повода и причины.
Двух жителей деревни Рокотово расстреляли за связь с партизанами – жену и ребенка одного из расстрелянных заперли в доме, дом подожгли…
Эти страшные эпизоды можно рассказывать очень долго: в 1944 году, когда по горячим следам после освобождения работала специальная комиссия, было установлено – немцы расстреляли, замучили, повесили 445 человек, 47 человек погибло от вражеских налетов, 57 было угнано в Германию. Все это, подчеркиваю, в небольшом районе: и ведь, конечно, даже эти подсчеты были очень и очень приблизительными.
Всех имен погибших в период оккупации торопчан мы не знаем. И вряд ли теперь уже узнаем. Все, что мы можем – помнить их страдания, чтить подвиг нашего народа и не позволять никому его «обнулять», переписывать историю набело: без этих жертв, без этих судеб, без нашей победы над злом, без торжества справедливости.