Все театры закрыты, но День театра никто не отменял. И накануне мы встретились с заслуженным артистом России Валентином Кулагиным, чтобы поздравить его с этим праздником и поговорить о том, как сейчас живется актерам Тверского театра драмы.
– Валя, твоя профессия – одна из немногих, в которой самое большое несчастье – отсутствие работы. И когда объявляют каникулы, здесь не кричат «ура!».
– Почему ты думаешь, что все актеры живут по принципу «Нам солнца не надо, нам партия светит. Нам хлеба не надо, работы давай!»? Я, например, рад, что нас отправили в бессрочный отпуск. Надо отдохнуть, я устал. Вообще мне 60 лет, и в следующем сезоне будет 35 лет, как я работаю в театре. У нас есть люди «перпетуум мобиле», а я другой – такой немного пессимистичный.
– Всегда таким был или со временем стал?
– Я настроен не скептически, что подразумевает взгляд сверху, неприятие происходящего. А наоборот, начиная с себя, пристраивался снизу. Я человек глубоко сомневающийся – во всем, в жизни, которую я прожил, профессии, которой занимаюсь. И вообще, свое ли место занимаю.
– Как не свое? Признанный актер, тебя любят.
– Я никогда не был амбициозным, меня еще Юченков за это ругал… Когда я 35 лет назад после окончания театрального училища вернулся в Тверь из Нижнего Новгорода, там было пять государственных театров. И тогда была движуха, а недавно я съездил в этот город на 100-летие своего училища и узнал, что сейчас уже десять государственных и пять коммерческих театров, и всем работы хватает. Здание ТЮЗа с его огромной сценой отдали театральному училищу, а ТЮЗу построили новое здание. Из самодеятельного театра вышел профессиональный театр «Вера», там мой сокурсник, заслуженный артист России, работает. От Театра оперы и балета откололся оперный камерный театр. Город растет. Я учился там пять лет, но, побывав там спустя 35 лет, увидел, как изменился город. Впечатление сильное: все растет, жизнь бурлит.
А в Твери… У нас пока нет художественного руководителя, молодые режиссеры не хотят брать такое хлопотное руководство, никто не хочет участвовать в дрязгах. Залетные режиссеры приезжают, быстро что-то там ставят. А ведь спектакль, он как ребенок, и, чтобы его выносить, нужно время.
– Несмотря ни на что, в театре появляются хорошие спектакли. Какая работа из последних твоя любимая?
– «Привидения» Ибсена, режиссер – Саша Павлишин, премьера прошла три месяца назад на Малой сцене. За последние десять лет это моя лучшая работа. Я очень доволен. Есть режиссура жесткая, и есть мягкая. Второй вариант – это Павлишин. Он всегда знает, о чем спектакль, ставит перед собой задачу создать атмосферу, которая поможет актеру раскрыться, строит для него пространство. Я, в отличие от Павлишина, злой тиран – все боятся маленького Кулагина. По жанру все нормально: Павлишин – большой, он должен быть добрым, а я – злым.
Карантин репетиции не отменяет
– Чем ты занимаешься на вынужденных каникулах?
– У нас сейчас идут репетиции. Прихожу в театр, меняю температуру градусником, который лежит на вахте (тепловизор приобрести не успели), записываю показатели в журнал. Мне очень жаль, что закончилась моя работа в ДК «Пролетарка». Три года я был режиссером в самодеятельном коллективе, и мне было очень интересно. В этой труппе артисты разных поколений, есть старики, которые сохраняют преемственность. Играет Ира Громова, которая еще у Гончаренко начинала – я ведь тоже ее ученик. Я поставил музыкальный спектакль по рассказам Шукшина «На берегах Катуни». Мучился, искал и в результате очень доволен сделанным. Были еще комедия Курляндского и инсценировка рассказа Улицкой «Бронька», очень хорошего, он меня прямо пронзил. На сцене по звуку колокольчика все менялось: раскадровка, как в кино.
– Ты сейчас снимаешься?
– С кино я давно завязал. В 90-е это был хороший приработок, но я этим не занимаюсь. Не хочется. Как Юченков говорил: «Ну не складывается с кино». Раньше предлагали, и я выспрашивал, какой проект, какую зарплату обещают, сколько съемочных дней. А сейчас сразу отказываюсь. Во-первых, Москву не люблю, приезжаю всегда усталый, во-вторых, таких материальных проблем уже нет. В 2000-х три года был профессиональным таксистом: ночную смену отпашешь, потом на репетицию, вечером – на спектакль. Глаза красные, но идешь на ночную работу. Не дай Бог, чтобы вернулись те времена. У нас в театре, надо признаться, вполне приличные заработки, но когда денег нет, подрабатываю. А что такого?
– В 90-е многие артисты работали – кто банщиком, кто строителем...
– Так и я кем только не был – охранником на автостоянке, дворником, таксистом. Один мой товарищ, артист драмы, был сторожем на станции "Скорой помощи". В ТЮЗе, я знаю, совмещали с должностями монтировщиков, осветителей, реквизиторов. Мой однокурсник, актер в театре «Вера», – заведующий столярным цехом. Но я и сейчас подрабатываю водителем такси, администратором в торговом центре.
– Какую пьесу вы репетируете?
– Иоланта Мельникова ставит «Невольники» – о Василии III.
– А ты там кого играешь?
– Что ты за вопросы задаешь! Кого играю! Шута, конечно. Началось все с «Двенадцатой ночи», где я шута играл… Театр всегда на каком-то сколе, разрезе общества существует. И прерогатива изрекать правду принадлежала шутам – им было позволено истину глаголить. Правду говорить легко и приятно, если тебя за нее не повесят. Я сейчас важную вещь скажу: если тебе нечего сказать, не стоит выходить на сцену. Если не знаешь, как сказать, тоже не стоит. Иди, только когда есть мысль, которую хочется донести до зрителя, и интересная форма. Какой смысл по-другому работать в театре?
– В «Двух веронцах» у Юнникова ты тоже шут, и твой Чонкин – фигура из этого же ряда.
– И Санька в спектакле «Шутки в глухомани». А первая моя роль в этом театре – денщик в «Денисе Давыдове», тоже Персикова. Потом, да, «Два веронца», с которого у нас с Юченковым началась наша карьера.
Время собирать камни
– Я много лет отдал театру, пора подумать о своих близких. У меня четверо детей: две девчонки шикарные, старшая, Женя, – художественный руководитель ДК в Нижегородской области; младшая, Рита, живет в Зеленограде. Четверо внуков, два сына. Старший, ему 27 лет, учится в аспирантуре Московского института сплавов. Младший живет со мной, умный мальчик, ему 12 лет, окончил седьмой класс музыкальной школы по классу фортепиано. Жена, филолог по образованию, работает в детсаду.
Раньше у меня все работа да работа. Пришло время собирать камни. Надо остановиться, заняться своей жизнью. Мы измеряем ее сезонами, а ведь это целый год. 35 у меня их было! Хочется покоя.
Пора, мой друг, пора, покоя сердце просит – летят за днями дни, и каждый час уносит частичку бытия.
– Как ты видишь свой покой?
– Моя мечта иметь счет в швейцарском банке и домик в Старице. Нравится мне этот город: Волга, чистое небо и монастырь, где я буду грехи замаливать.
– Как складывается жизнь театра сейчас? Что будет потом, известно?
– Зарплату нам пообещали сохранить, более того, директор платит нам за репетицию как за выход на спектакль. Цеха работают. Но от закупок, в частности от приобретения автобуса, пока отказались. Что будет потом, ничего не понятно.
Но жизнь и искусство – системы самонастраивающиеся, все должно прийти в равновесие. Найдет свое место и театр.
