Вглядитесь в Периодическую таблицу химических элементов Дмитрия Менделеева. В России создано промышленное производство примерно 100 химических элементов из этой таблицы – и создателями двух отраслей стали тверские уроженцы.
Александр Ауэрбах
В 1868 году научный мир Европы испытал потрясение: в знаменитой лейпцигской типографии братьев Брокгаузов случился пожар, истребивший немало трудов ученых, уже готовых для типографского набора. Тогда же в поезде, идущем в Берлин, франтоватый молодой господин с элегантной бородкой встретил горько плакавшего старика. Им оказался берлинский профессор Ценкер. 20 лет жизни он посвятил составлению арабо-немецкого словаря, который пожар превратил в пепел. Молодой человек, представившийся Александром Ауэрбахом, сказал, что они собратья по несчастью: он несколько лет составлял таблицы микроскопического определения минералов, и они сгорели в той же типографии. Ауэрбах бросил научные дела и возвращался в Россию.
Его дедушка, которого тоже звали Александр Ауэрбах, для Тверской губернии человек не чужой: он владел фаянсовой фабрикой в деревне Кузнецово. Отец был доктором, а мама – дочь полковника Берггольца (из саратовских дворян). Когда дед Ауэрбах умер, его наследники решили, что им неинтересно заниматься производством фаянса. Они продали завод купцу Матвею Сидоровичу Кузнецову (который и превратил впоследствии заштатное предприятие в один из мировых брендов на рынке фаянсовой продукции). А старший сын Александра Ауэрбаха, Иван, уехал в Кашин, где родился его сын, которому дали имя в честь знаменитого деда.
Детей тогда не баловали, на шее родителей они не засиживались. Саше Ауэрбаху не было и двенадцати лет, когда его спровадили в Горный корпус, и не было двадцати, когда выпустили оттуда в чине поручика. Учился он блестяще, и казна сразу отсчитала ему 21 тысячу рублей, поручив ответственное дело – бурить землю у Царева кургана на Волге, чтобы допытаться, есть ли там уголь. На организацию работ поручик потратил всего 16 тысяч, угля не нашел, но был отмечен за экономию – его наградили орденом.
Как-то в театре он встретил своего товарища по Горному корпусу, Миненкова, который был наслышан об успехах Ауэрбаха. Миненков только что приобрел акции первого и единственного в России месторождения ртути, недавно открытого под Бахмутом (ныне Донецкая область). Вся трудность заключалась в том, что, прежде чем приступить к разработке месторождения, нужно было договориться с местным крестьянским «миром», на чьих землях находились ртутные залежи. Крестьяне брали за глотку любого инвестора, задавая ему невероятные ставки арендной платы — и с ними нельзя было ничего поделать. Миненков позвал Ауэрбаха именно потому, что рассчитывал, что тому удастся договориться с крестьянами. Сам Ауэрбах к тому времени занимался поисками графита на Урале. Отпускать его не хотели, но в итоге все же согласились и даже выплатили гигантскую премию, которую Ауэрбах целиком потратил на выкуп крестьянских земель, где располагались залежи ртути. Он не стал брать земли в аренду, а скупил их, дав понять, что намерен всерьез заняться обустройством промышленного производства. И первым делом Александр Ауэрбах съездил в Испанию, где в Альмадене находился единственный в мире прииск, обеспечивавший жидким металлом всю Европу.
Русский рынок получил свою ртуть, причем она обходилась гораздо дешевле испанской, и Ауэрбах стал думать об ее экспорте. Он добился строительства железнодорожной ветки в Бахмут – и русская ртуть потекла за границу. Уже в 1897 году первый подобный отечественный завод выпустил более 37 тысяч пудов ртути. Предприятие под Бахмутом принесло Ауэрбаху ордена, почет и чин действительного статского советника, приравненный к генеральскому званию.
Но потом удача изменила Александру Ауэрбаху. Когда в 1904 году началась война с Японией, правительство распорядилось весь подвижной состав, задействованный на уральских железных дорогах, реквизировать для армейских нужд. Ртуть с заводов Ауэрбаха стало не на чем вывозить. Он умолял правительство выделить ему хотя бы несколько вагонов, выдать ему кредит, просил деловых партнеров дать ему отсрочку… Переговоры закончились ничем, и в компании «ртутного короля» начались проблемы.
Чтобы не останавливать производство, Ауэрбах выплачивал зарплату рабочим из собственных средств. После он стал продавать акции ртутной компании (у него был основной пакет). Спустя несколько месяцев Ауэрбах обнаружил, что разорен, и объявил себя банкротом. От горя он заболел и умер в 1916 году, совсем недолго не дожив до революции, которая национализировала все частные компании. С того момента ртуть выпускалась уже на государственных предприятиях.
Иван Башилов
Если искать среди отечественных металлургов ХХ века человека с самой трагической судьбой, несомненно, одним из главных кандидатов будет именно Иван Башилов. Родился он 24 января (5 февраля) 1892 года в городе Кашине. Учился в тверской гимназии, как говорится, на медные деньги: отец, скромный бухгалтер, не имел средств на обучение сына, и тот зарабатывал на учебу, давая уроки. Тем не менее в своем классе Башилов был первым и кончил курс с похвальной грамотой, после чего его приняли в Петербургский политехнический институт. Впрочем, доучиться Башилов не успел: он ввязался в политику, вступил в партию эсеров и стал одним из самых активных агитаторов за «крестьянскую» программу партии, что закончилось для него арестом и отчислением из института. В том же институте учился еще один политически активный студент по имени Вячеслав Скрябин, Иван Башилов даже приятельствовал с ним.
Башилов восторженно приветствовал революцию и немедленно начал работать на благо молодой республики, даже не дожидаясь диплома. В 1921 году академику Ипатьеву, начальнику Главхима, был вручен первый образец советского радия, добытый двумя молодыми учеными – Башиловым и Хлопиным. Башилова назначили управляющим первым советским заводом по производству радия, а вскоре он перебрался в Москву, где стал членом ученого совета государственного радиевого института, которым руководил академик Вернадский.
В середине 1930-х по предложению Башилова на Табошарском месторождении в Средней Азии затеяли интересный эксперимент. Рядом с рудником, дававшим поначалу лишь бедную урановую руду, построили опытный завод, куда Башилов отправился испытывать многочисленные технологические идеи. Ученые работали круглые сутки, не заботясь о вознаграждении. Примечательный факт: сам Башилов пожертвовал в фонд индустриализации, когда потребовалось приобрести оборудование для завода, единственную ценную вещь, хранившуюся в его семье, – старинное серебряное блюдо. «Такими праведными энтузиастами всегда держалась наша земля, но, когда наступали лихие времена, они же первыми шли под топор», - написал о Башилове один из его биографов.
Первый сигнал тревоги прозвучал осенью 1937 года. На Табошары прибыла комиссия из наркомата, которая составила разгромное заключение: рудник беден и бесперспективен, завод не выполняет государственный план, а сам Башилов разбазаривает народные средства на свои завиральные идеи. Наркомат по цветным металлам распорядился прекратить работы. Важнейшее дело губили на глазах его создателя, и Башилов забил тревогу. К его протестам прислушались и в Академии наук, и в правительстве. Академик Вернадский распорядился созвать радиевую комиссию, Наркомат по тяжелому машиностроению постановил возобновить работы на Табошарах. Как вспоминала ученица талантливого химика Ирина Иванова, Академия наук, понимая, видимо, что над головой Башилова сгущаются тучи, успела даже выдвинуть его на вакансию члена-корреспондента.
И комиссия, и выборы в Академии намечались на осень 1938 года, но дождаться ее не удалось. В ночь на 22 августа Иван Яковлевич Башилов был арестован. Особое совещание, не утруждаясь, по своему обычаю, поиском доказательств, присудило Башилову пять лет лагерей за некое абстрактное «вредительство».
Припомнили ему и членство в партии эсеров, и даже такое абсурдное обвинение в том, что Башилов несколько раз отказывался от предложений играть роль Ленина в кино (он был чрезвычайно похож внешне на вождя мирового пролетариата).
Писать во все мыслимые инстанции, добиваясь защиты и соблюдения законности, Башилов начал еще находясь под следствием. Это не были обычные «слезные прошения» о помиловании. Осознав, с какой безжалостной машиной он имеет дело, химик в каждом письме напирал на конкретную пользу, которую мог бы принести на воле. Писал он и Молотову, с которым его связывала студенческая дружба. Все бесполезно: письма оставались без ответа, а Башилова отправили в один из самых страшных лагерей, в Котлас, где создатель металлургической отрасли и светило мировой химической науки работал землекопом.
Он выжил чудом. В справке о Башилове на сайте красноярского общества «Мемориал» указано: «Лагерный набор болезней – цинга, пеллагра, дистрофия, а также диабет и гипертония. Профессор Башилов был списан как “негодный к дальнейшему использованию"». Еще одна горькая ухмылка судьбы: доходягу Башилова определили сторожем на радийный завод в Ухте – тот самый, который был построен по его проекту…
Тем временем в Москве оставшиеся ученики профессора Башилова делали все, чтобы добиться его оправдания. Башилов попросил отправить его на любой завод, но с одним условием – не в статусе заключенного. Ему выдали «чистые» документы без отметки о судимости, билет до Красноярска и назначение технологом на строящийся завод цветных металлов, знаменитый «Красцветмет». По прибытии в Красноярск ученый, который еще едва ходил на опухших ногах, взялся за разработку технологии аффинажа – высшей очистки платины. Эту проблему в России не могли решить полтора века. Страна, в начале XX столетия бывшая на мировом рынке почти монопольным поставщиком платинового сырья, теряла огромные доходы из-за того, что до товарного, самого дорогого вида металл доводился за границей. Башилов, никогда не занимавшийся платиной, совершил чудо: через год после его приезда завод начал выдавать товарную продукцию.
Ученого наградили орденом, а потом, уже после войны, он стал лауреатом Сталинской премии. В Красноярск полетели поздравительные телеграммы, хотя в сообщении о присуждении премии Башилов был назван просто инженером. Только самые близкие друзья, с которыми переписывался Иван Яковлевич, знали, что его трагедия продолжается. Оставаясь формально вольным человеком, он вынужден был каждую неделю ходить отмечаться в местное отделение милиции. И каждый раз опасался, что не вернется: в городе непрерывно шла «чистка от 58-й». Отсидевших срок «врагов народа» высылали на Север или в Казахстан, а то и повторно арестовывали.
Так продолжалось до 1953 года. Башилов работал на Красноярском заводе, не переставая надеяться, что хлопоты его учеников позволят ему вернуться в Москву, к научной работе. 20 июля 1953 года Иван Яковлевич Башилов скончался – сердце не выдержало постоянного ожидания нового ареста. Похоронили его на Покровском погосте, старейшем в Красноярске городском кладбище, близ Троицкого собора. 12 ноября 1996 года в присутствии большого количества жителей Красноярска на могиле Ивана Башилова был открыт памятник. А в 2000 году по предложению совета ветеранов одну из улиц Красноярска назвали в его честь.
