Сегодня речь пойдет о родственниках наркоманов, которые зацикливаются на одном – своих больных детях. Они проходят все круги ада: употребляет ребенок, а страдают они, видя, как каждый день он умирает.
В редакцию пришли два человека, чтобы рассказать о том, как нашли организацию, где им помогли. Они хотят, чтобы их товарищи по несчастью знали, куда можно обратиться в ситуации, страшнее которой трудно найти.
Андрей: «Верить в плохое не хотелось»
- Иван до 12 лет был примерным мальчиком, активным, прилежным школьников. А потом его как подменили. В первый раз эту дрянь он попробовал в девятом классе: утром пошел на экзамен, но не дошел – по пути в школу встретил знакомых ребят, которые предложили ему покурить. С экзаменом все обошлось – сдал потом, но именно с этого момента он подсел на наркотики.
Сын приходил домой невменяемым и каждый раз врал, что это просто алкоголь. Я верил, потому что не хотел себе признаваться, что с моим ребенком может произойти такая беда. А алкоголь – это не так уж и страшно, думал я, все со временем рассосется. Ничего страшного, так бывает у многих подростков.
Целый год он вводил нас в заблуждение. Мы полагали, что он просто выпивает, но, когда стали замечать его огромные зрачки, пришло осознание: с мальчиком не все в порядке. Верить в плохое не хотелось, да и жена надеялась, что все как-то само собой устроится.
Мы отдавали его в учебные заведения, за два года он прошел через три или четыре колледжа. Но не учился, на занятия не ходил. Он вообще ничего не хотел. Ему нравилось только гулять с ребятами и травиться веществами.
Иван приходил домой в наркотическом опьянении, я его бил, он отвечал мне тем же, даже нож в руки брал. Полиция, а мы вызывали ее не раз, помочь ничем не могла.
Была большая надежда на то, что в армии он исправится, причем я договорился, чтобы он служил недалеко от дома в хороших войсках. И что же? В военкомате он подрался с офицерами и, перепрыгнув забор, сбежал. Его забрали в Следственный комитет, но вскоре отпустили под расписку, и через несколько дней он все-таки пошел служить. Однако и в армии не перестал употреблять наркотики. Достать их, как оказалось, не сложнее, чем купить батон. Вместе с такими же, как он, добывал цветной металл, сдавал его, вырученными деньгами делились с офицером. Зависимость развилась еще сильнее, что стало понятно, как только он вернулся домой.
Юлия: «Все началось с компьютера»
– У меня сын… Я привыкла соблюдать анонимность, поэтому даже имя его называть не буду. Мы учимся не называть имен своих близких. Семьи, в которых живет зависимый, имеют одинаковое лицо.
Как во многих семьях, я считала, что надо контролировать своего ребенка: никаких сюсюканий, чувства запрещены – мы же растим мальчика. Построение зависимой системы в семье строится по такому сценарию: «Ты не имеешь своего слова. Тебя никто не спрашивает. Тебе сказали учиться, вот и учись!». Такие отношения сложились и у нас.
А началось все с компьютерной зависимости. Когда ему было 4,5 года, мы купили игровую приставку «Sony PlayStation», через полгода – компьютер, хотя я просила мужа не делать этого. Мы занимались бизнесом, были деньги. Нам нравилось, что ребенок удобный, никому не мешает, по улицам не ходит. Хотя было тревожно. Когда ему исполнилось 11 лет, муж стал ругаться, запрещать компьютер, а потом психанул и разбил его. Конечно, нам надо было раньше думать о сыне, а не когда начались проблемы. Сын тогда на два дня исчез из дома, как потом выяснилось, завис в компьютерном клубе. После того как мы дали объявление по телевизору, его оттуда вытолкнули. Все вернулось в привычное русло, но было понятно: что-то сломалось.
Психолог, к которому я обратилась, сказал: «Начните с себя. Путь, по которому идет развитие ребенка, – это последствие отношений в семье». Конечно, я его не услышала: проблемы у ребенка, а он предлагает начать с себя. Как это – с себя?
Андрей: «Забыли свою жизнь»
- Иван работал в то в одном, то в другом месте, зарплату сразу же тратил на наркотики. И, как все зависимые, постоянно нами манипулировал. Тянул деньги, каждый раз сочиняя истории, вроде того, что кому-то задолжал, и если сегодня не расплатится, его повезут в лес, и тогда с ним можно будет попрощаться. Воровал, уносил из дома все ценное.
Внутривенные инъекции себе он не делал, только спайсы. Но про них говорят, что это даже хуже, чем героин, хотя я не знаю, не специалист. Приятели сына, с которыми он вместе употреблял, говорили мне: «Что вы с ним нянькаетесь? По первому его требованию идете навстречу. Снимите ему квартиру, оплатите один месяц, и пусть он живет самостоятельно».
Сын нашел девушку, как и он, зависимую. Они употребляли открыто дома у нас, у нее или ее бабушки. Мы с женой дошли до дна. Узнав об одном реабилитационном центре, предложили ему поехать туда. Иван согласился, я купил билеты, а потом он отказался. Мы не оставляли надежду, постоянно обращались в милицию, в ФСКН. Нам говорили, что меры принимаются, но они реагируют только когда идет речь о крупных партиях наркотиков.
Мы не могли спать, не могли нормально работать, забыли себя, свою жизнь – все силы, все мысли и время отдавали ему. Старшая дочь тоже страдала. Она согласилась поехать с братом в другой город и жить с ним. Но и это не помогло – он ее не слушался, даже бил. От зависимости не убежишь.
Мы были в таком отчаянии, что уже думали о том, чтобы посадить сына в тюрьму. Слава Богу, это не произошло.
Юлия: «Думали, что это протест»
Нам предлагали учить с ним стихи, водить в кружки. Но это опять новый контроль. Да и как заставить человека делать то, что он не хочет? Сын и уроки-то делал для того, чтобы ему разрешали играть, но учить стихи?.. Да, компьютер мы, конечно, купили: материальные ценности для нас были важнее чувств.
Восьмой класс, новая школа, новая компания, стал появляться запах алкоголя. Мы не слишком переживали: подростки пробуют коктейли, ничего страшного. Мы не знали, что они добавляли туда вещества. Когда видели странное поведение, трясущиеся руки, уже тогда можно было бы все понять, вот только признаться себе в этом не хотелось. Мы считали, что эти перемены, это безобразное поведение – только протест против родителей, обычный в этом возрасте, а про зависимость не думали.
Потом уже, когда я стала ходить в наркодиспансер, мне говорили, что, пока он сам не захочет, помочь ему невозможно. Они рассказывали, как умирают дети… Это такой ужас, когда ты не можешь ничего сделать! Он употреблял, а умирала я. От ужаса, горя и отчаяния.
Я металась, узнавала про реабилитационные центры, но было страшно, что это какие-то секты. Однажды в диспансере увидела визитку общества «Анонимные наркоманы». Удивительно, что на глаза она мне попалась только тогда, а ведь я пять лет туда ходила. Я позвонила, мне сказали, что в Твери есть также группы помощи родственникам.
Сначала я пришла на открытое собрание АН - и увидела других людей. Подумала, что таких мало встречала – светлых, честных, открытых. Они рассказывают о себе, не стесняясь, что у одного пять лет чистоты, у другого – 10.
А для нас даже час чистоты был невозможен. Я запирала сына за дверью, которую не взломаешь, а он все равно употреблял. Как? Наркотик просачивается в квартиру через щели, что ли? Сейчас система доставки налажена идеально: тебе приносят домой, не нужны компании, друзья. Ужас. Как с этим жить?
Андрей: «Я столько вреда нанес семье»
Пять лет назад узнал номер телефона сообщества «Анонимные наркоманы». Пришел туда, узнал, что есть группа, где встречаются созависимые, чтобы делиться своими проблемами. Так я узнал, что выход есть. До конца своих дней буду благодарен тому человеку, который рассказал мне об этом сообществе.
На собраниях, которые я посещаю до сих пор, узнал, как надо жить, как вести себя с сыном, понял, что многое делал неправильно по отношению к нему, самому себе. Я столько вреда нанес своей семье! Я и сейчас не знаю, что надо было делать, чтобы это зло не вошло в нашу жизнь, но я знаю, как мне относиться к себе, своей семье и как вести себя с зависимыми. Раньше, когда встречал на улице человека, находящегося в алкогольном или наркотическом опьянении, испытывал к нему ненависть. Сейчас злобу заменил на сочувствие: теперь я знаю, что это болезнь. У нас, созависимых, есть, как и у «Анонимных наркоманов», программа. Благодаря ей, литературе о родственниках наркоманов понял, что не надо никому указывать, как себя вести. Я никого не могу изменить, только полюбить. Кроме как своей собственной жизнью, я ничем заняться не могу. Правильно говорят: «Живи сам и дай жить другим».
Раньше я в семье был царь и бог, даже с женой подчас не советовался. Я глубоко ошибался, и чем это закончилось, когда пытался изменить своего сына?!
Сейчас Ивану 25 лет, он прошел реабилитацию по программе «12 шагов». Когда вернулся, благодарил нас, что мы его туда отправили. На сегодняшний день у него 4 года и 8 месяцев чистоты. Живет с девушкой отдельно от нас, она тоже зависима, но не употребляет. Старшая сестра его простила. Сейчас у нас в семье по сравнению с прошлым отношения как небо и земля.
Если бы не эта программа, он сейчас был бы или в тюрьме или на кладбище. Сто процентов. Я не знаю, как сделать так, чтобы ребенок не стал наркоманом – общего для всех рецепта нет. Но теперь я знаю, что не надо делать.
Юлия: «Надо было научиться отказывать»
- На первой встрече нашей группы я увидела улыбающихся людей, которые рассказывали такие же истории и даже похуже, чем у меня. Я начала меняться – когда начинаешь работать по программе, изменения неизбежны.
Я поняла, что была первым и самым жестоким пособником этой болезни. Делала ребенку дорогие подарки, на окончание 11-го класса купила машину. Считала, что у моего сына будет то, чего я была лишена. Вот уж точно: хочешь убить близкого, дай ему все. Стелила дорогу в ад. Я так боялась, что он будет в чем-то испытывать недостаток. И не понимала, что деньги на наркотики, на смерть даю.
И ведь видела, что он мне врет, но поступить по-другому не могла. Я не могла сказать сыну «нет», ведь тогда, казалось мне, он не будет меня любить. Мне пришлось учиться произносить это, и когда в первый раз сказала «нет», у меня от страха сводило руки, ноги, челюсть.
А как вела себя наша семья, когда он попадал в неприятные ситуации? Мы все время спасали его от последствий его же поступков, не позволяя ему прожить их самому: выкупали его телефоны, поднимали всех знакомых на ноги, когда он попадал в милицию. Верили, когда он откровенно нам врал. Что мною двигало? Забота не о сыне, а о себе – чтобы моя репутация не пострадала.
Если ты хороший, тебя любят, если плохой – наказывают, игнорируют. Сейчас ему 23 года, он живет отдельно от нас. У него семья, ребенок. Сейчас я говорю своему сыну: «Я люблю тебя и такого, и такого. Но твоя жизнь – это твой выбор». Да, мы хотели вырастить хорошего человека. Он таким и вырос, но заболел. Я отделяю сына от болезни.
