Едва ли не каждый этап в работе археологической экспедиции вызывает повышенный интерес в обществе. Сообщение о находках, даже, на взгляд обывателя, не выдающихся, сразу попадает в новостную ленту интернет-изданий и газет. Эта тема почему-то волнует даже тех, кто ни историей, ни краеведением не увлекается. Об этом феномене, а также о том, чем отличается историческая наука от исторического анекдота, рассказывает археолог Александр Хохлов.
Клады - это кусочки мозаики
– Александр Николаевич, у нас в Твери особенно активно обсуждали удивительную находку – клад, обнаруженный в 2014 году в культурном слое прямо под полом кабинета директора краеведческого музея.
– Да, находка выдающаяся. Клад был сокрыт в XIII веке, когда Тверь была сожжена полчищами Батыя. И, несмотря на то, что очень пострадал в Средневековье, он тем не менее дает много информации, в частности о социальном статусе жителей Тверского кремля. Украшения выполнены в технике черни и скани – когда на металлическую основу припаивается даже не сотня, а тысяча мельчайших серебряных шариков. Знания и умения, которые требовались для их изготовления, по сложности сопоставимы с достижениями нашего времени – компьютерами, ядерными реакторами. Эти предметы принадлежали не только девушке или женщине, которая могла их надеть, но и являлись свидетельством финансового состояния всего рода, к которому она принадлежала.
– Кроме того, что прекрасные мастера сделали украшения, которые носили тверские княгини и боярыни, о чем еще могут сказать эти вещи?
– Клад, другие находки и постройки – это, как еще не собранные в мозаику кусочки смальты, только части общего. Сам по себе комплекс несет локальную информацию, но, как выложенные в правильном порядке кусочки цветного стекла создают общую картину мозаики, так и объединенная информация о разных комплексах позволяет получать новые знания о прошлом нашего города. Информация, если она не выхватывается из контекста культурного слоя, позволяет узнать нечто новое, отсутствующее в письменных источниках, и серьезно скорректировать бытовавшие представления о том или ином периоде истории.
– В естественных науках были и до сих пор делаются открытия, которые кардинально меняют представления о земле и человеке. Возможны ли в археологии такие же по значимости события или открытия становятся результатом накопления информации?
– Идет накопление первоначальных материалов. Говорить о принципиально новых взглядах на классическую историю сложно, потому что корпус исторических источников в большинстве своем на 97 - 98 процентов известен. И здесь речь может идти не о новых фактах, а о новой интерпретации. В археологии каждый год происходит колоссальный прирост фактологического материала, появляются совершенно новые источники, которые вчера еще не были известны. С огромной скоростью идет формирование источниковой базы, которая позволяет раз в 10 - 15 лет принципиально по-новому трактовать те или иные явления и события, как локальные, и на достаточно широких территориях.
– Какие, например?
– Можно приводить много примеров, это и история формирования средневекового города, и уточнение тех или иных дат, и структура городского поселения. Есть явления другого порядка: раскопки Денисовской пещеры произвели фурор не только в мире археологии – они дали материал и для генетиков. На основе анализа ДНК, выделенного из останков денисовского человека, был реконструирован его геном. Эти открытия сыграли фантастическую роль, появилась возможность принципиально пересмотреть представления 20-летней давности о том, как развивалось человечество, как оно расселялось по материкам.
Археология развивается в самом тесном контакте с разнообразными смежными дисциплинами, даже с теми отраслями науки, с которыми раньше не была связана. Физические, химические, биологические методы, а в последнее десятилетие и методы, связанные с расшифровкой генома человека, позволяют получить принципиально новый объем научной информации.
– Появились новые знания о Твери?
– Идет большая дискуссия о времени возникновения города, росте его территории. Есть исследователи, которые считают, что это происходило не раньше XIII века. В то же время материалы последних раскопок дают право утверждать, что Тверь существовала в первой половину XII века. Так, по материалам дендрохронологических исследований, дендродаты двух построек, раскопанных в Тверском кремле, - 1149 и 1150 годы. Учитывая, что под этими постройками залегали более ранние срубы, рядом с которыми располагались частоколы, разделявшие отдельные усадьбы, и городская оборонительная стена, можно утверждать, что уже в XII веке Тверь имела статус города.
Интересные находки были получены и при раскопках на территории Спасо-Преображенского собора, на месте которого первоначально был деревянный храм, и Императорского путевого дворца – здесь были вскрыты изразцовые убранства, терракотовые плиты находившегося ранее архиерейского двора. Тверские епископы уже в конце XV– начале XVI века имели каменные постройки, украшенные фасадным декором. Об это еще 20 - 30 лет назад мы не знали.
Дикий, темный, жестокий?
– Говоря о находках, этот исторический период обозначают словом «средневековый». Уместно ли его употреблять в России? Ведь на Западе, где появился этот термин, Средневековью предшествовали античность, которой у нас не было, за ней следовал Ренессанс, которого мы тоже не знали.
– Это термин объединяет совершенно разные хронологические этапы, он включает в себя и раннее, и позднее Средневековье, и период феодальной раздробленности, и эпоху возникновения и усиления региональных центров. XIII - XIV век – возникновение великих княжений, Тверского и Московского, которые являлись наследниками Владимирского великого княжения. XV век – формирование единой территории Руси, собственно, России.
– Зачем же мы придерживаемся этого термина, слишком широкого для большого периода протяженностью в несколько столетий?
– Использование тех или иных терминов – это дань историографической традиции. В каждой стране она своя – англосаксонская, германская, романская, российская, и в каждой развиваются свои исторические школы, которым свойственны свои точки зрения на те или иные события. Если мы говорим о Средневековье в европейском понимании, верхние границы будут смещаться: Нидерландская революция связана с наступлением Нового времени, а в Восточной Европе общественные отношения этого периода историки классифицируют как Средневековые.
– Почему бы не отказаться от этого очень условного и никак не связанного с нашей историей понятия?
– Нет, эти понятия связаны, несмотря на то, что советская и российская историографическая традиция не всегда совпадает с традицией исторических школ, представленных в Западной Европе. Но это - теоретический вопрос, который можно обсуждать часами. Археология оперирует другими понятиями – археологическими культурами, комплексами, датами. Средневековье – общий термин, он ни на что не претендует, условно описывает отнесение конкретно описываемого комплекса к большой хронологической эпохе.
– Не обидно вам, как историку, слышать, когда для описания нехороших времен обращаются к прежним векам и когда Большой террор называют новым Средневековьем? Как вы к этому относитесь?
– Подобные сравнения - результат деятельности работников бойкого пера, которые нуждаются в привлечении внимания читателей к своим работам.
– Можно согласиться с определением Средневековья как дикого, жестокого?
– Есть разные уровни отношения к истории. Есть наука история, и есть истории – занимательные рассказы на исторические темы. «Темное Средневековье», «Страдающее Средневековье» – плод фантазий непрофессиональных историков и журналистов, которые опираются на выводы историков, зачастую историков XIX века. Современные отношения они накладывают на реалии совершенно другого времени.
– Но разве термин Страдающее Средневековье изобрели не медиевисты?
– Историки тоже бывают разные, и в том числе склонные к крайней степени популяризации, упрощению. Когда историю искусства объясняют не историки, а искусствоведы, как, например, Паола Волкова… Когда игнорируется историческая критика, когда нет верификации источника, а цитаты из публикации середины XIX века выдаются за новейшие исследования, это не история. Это забавные рассказы об истории, то, что в XIX веке называли анекдотом. В истории, как в любой науке, свои твердые правила, методы. Надо четко отделять профессиональную работу от популярных сюжетов, связанных с теми или иными коллизиями истории. Это совершенно разные вещи: если в одном случае это система знаний, то в другом – поле для наполнения популярных изданий, приобретения журналистской известности.
– Но это же свидетельствует и о большом интересе людей, детской страсти к приключениям, кладам, древности. Разве не прекрасно это стремление к неизведанному? Если бы ученые рассказывали просто о сложном, не было бы необходимости в некоторых желтых журналах.
– Не всегда у ученых есть склонность писать популярным языком, далеко не все владеют этим умением. А те, кто способен легко излагать, не всегда понимают сложность и реальные достижения исторической науки – они берут темы, которые кажутся интересными, скандальными. Люди науки стремятся приблизиться к пониманию эволюции общества, развития социальных отношений, выяснить, почему то или иное событие происходило именно в этом месте, и выявить закономерности, свойственные широким территориям.
– Ученые не спешат, ведь чтобы сложить кусочки мозаики, нужны годы. А людям хочется знать – пусть с налетом желтизны, но прямо сейчас. Может, дело в недостаточной информированности?
– Информации хватает. Публикации профессиональных историков не засекречены, находятся в свободном доступе, в библиотеках, в Интернете. Вопрос только в подготовленности людей: прочитать сложный, насыщенный терминами научный текст или, не напрягая мозг, просмотреть пять абзацев в популярном журнале – совершенно разные вещи. Есть и непрофессиональные историки, которые серьезно относятся к источникам знаний – краеведы занимаются глубокими исследованиями по истории города и области. Но многие рассуждают так: «Что там такого в истории? Все уже давно известно!» Это большая ошибка. И, сталкиваясь с научным текстом, неподготовленный человек испытывает шок: он не понимает, о чем идет речь. Нужно расти интеллектуально, но немногие к этому готовы. Однако мостик между наукой и популярным изложением есть. Выходили в 60 - 70-е годы прошлого века, да и сейчас появляются, хорошие издания таких авторов, как Александр Монгайт, Георгий Федоров, Валентин Янин, Андрей Зализняк, которые способствуют полноценному пониманию предмета.
– Наверное, все-таки немало тех, кто способен прочитать больше пяти абзацев, о чем свидетельствует интерес к проекту Акунина. Его «История государства российского», где он переработал труды Ключевского, Соловьева, других историков, – это не уровень журналов, которые продают в электричке.
– Акунин – прекрасный писатель, но мое отношение к нему как к историку сложное. К попытке писать об истории государства российского надо подходить профессионально, эту работу невозможно делать в формате крайней популяризации. Нельзя в одну кучу мешать Соловьева и Ключевского.
– А про Тверь кто хорошо написал?
– Не решусь ответить на этот вопрос. Наверное, популярные работы по археологии Твери еще предстоит написать.
