С началом театрального сезона артисты возвращаются на сцену, зрители – в зал. Приступают к работе и те, чей труд публике не слишком заметен, – постижеры (специалисты по парикам) и гримеры, художники и бутафоры, реквизиторы и монтировщики, осветители и звукооператоры. Нет в этом обширном перечне театральных профессий, в прошлом востребованных, а сейчас ушедших в прошлое. И первое, что приходит на ум, когда заходит об этом речь, конечно же, суфлер. Знакомая по фильмам раковина суфлерской будки на авансцене теперь только атрибут театра позапрошлого века.
А ведь в те времена эта профессия была очень важна, хотя ее представители всегда находились в тени главных людей – артистов. А если кто-то из них и становился литературным персонажем, то, как правило, в образе милого чудака, неудачника, маленького человека. Один из них, Никитушка из рассказа Чехова «Калхас», ночует в литерной ложе, его собрат в пьесе «Лебединая песня» – в гримуборной.
Станиславский, который не только очень ценил, но и жалел этих никитушек, в своей книге «Моя жизнь в искусстве» пишет: «Если же заглянешь в конуру суфлера – вспомнишь средневековую инквизицию! Этот мученик обречен в театре на вечную пытку, от которой становится страшно за человека. Грязный ящик вроде собачника, обитый пыльным войлоком. Половина туловища суфлера погружена в подполье сцены с подвальной сыростью, другая половина туловища его – на уровне пола сцены – подогревается с обеих сторон стосвечевыми раскаленными лампами рампы. Вся пыль при раздвигании занавеса, при шмыгании женских юбок о пол сцены летит в рот мученика-суфлера. А он принужден весь день и весь вечер без передышки, в течение всего спектакля и репетиций, говорить неестественно сжатым, часто напряженным голосом, чтобы быть слышным только актерам, а не зрителям. Известно, что три четверти суфлеров кончают чахоткой».
Против суфлеров выступали с гневом театральные критики, потому что эта система тормозила развитие театра и высокого искусства. И они были правы. Однако как обойтись без суфлера, если каждую неделю играли премьеру, и не одну?! Выучить роль за такой короткий срок невозможно, но все решали антрепренеры. Им был важен прежде всего коммерческий успех, который зависел от количества новых спектаклей.
Спасение – за роялем
В нашей стране давно уже нет этой должности, она сохранилась в штате только трех московских театров. Даже в программке спектакля «Три сестры» в Малом театре указаны их имена и, что свидетельствует о статусе, звания: заслуженный работник культуры России, заслуженная артистка России.
В Твери людей, которые застали суфлеров, кажется, нет. Остались театральные байки. Артист ТЮЗа Виктор Дегтярев вспоминает анекдоты, юмор которых основан на том, что мастера сцены громко и выразительно говорят не текст пьесы, а подсказанные суфлером ремарки. И одна из них, «медленно встает», наполняется другим смыслом и буквально вгоняет в ступор.
Приходилось Виктору Дегтяреву и самому выступать в роли суфлера. Когда пожилые актеры забывали слова, он давал реплики из-за рояля, в то время как помреж шептал за кулисами с другой стороны.
– Текст надо произносить абсолютно безэмоционально, неартистично, – уточняет Виктор Александрович и голосом показывает, как именно.
А вот артистка Тверского театра драмы Наина Хонина вспоминает, что к помощи суфлера прибегали на репетициях, когда на сцене была только выгородка. Застольный период (когда читают и разбирают пьесу за столом, перед тем как выйти на сцену) едва закончился, текст в голове еще не улегся – для артистов это была реальная помощь. Но изменились принципы работы над спектаклем, режиссеры стали требовать, чтобы актеры приходили на репетицию готовыми, и подсказки не приветствовались.
– Если и есть у меня сожаления, то не по поводу отсутствия суфлеров, хотя их тоже жаль, а по атмосфере, к созданию которой они были причастны, – говорит Наина Хонина. – Особенно вспоминается оркестр. После того как его закрыли, некоторые музыканты остались в театре на других должностях. На репетицию «Вишневого сада» Вера Андреевна приглашала поиграть Катю Воронину. Она брала свою гитару, перебирала струны, и сразу возникала нужная атмосфера. Катя, со своим народным юмором, легко могла поднять настроение, во время перерыва просто сыграв что-то на баяне или гитаре. Помним мы и Веру Безвестную, виолончелистку, она, как диковинный цветок, выделялась необыкновенной деликатностью.
«Потапыч, расскажи анекдот!»
– Я хочу рассказать о Николае Потаповиче Пастухове, – продолжает Наина Хонина. – Более 30 лет осуществлял он сложнейшую деятельность, у нас одну из самых трудных, – был заведующим театральной труппой. Как он знал привычки и пристрастия каждого из нас, как умело использовал их во имя сцены! «Потапыч, миленький, расскажи анекдот», – молила его артистка Ольга Дроздова перед выходом на сцену. Ей надо было с естественным, заразительным смехом выйти в своей картине, и Николай Потапович помогал, рассказывал смешную историю из театральной жизни.
А Александру Авдееву, чтобы войти в нужное состояние, непременно нужно было рассердиться. В этот момент его все боялись, потому что он бушевал: не тот платок подали, не так костюм погладили. Лучше на глаза не попадаться. И вот он ходит недовольный, потому что не к чему придраться. Потапыч всегда ходил по сцене в обрезанных валеночках, чтобы не было слышно шагов. И вот он за задником снимает их, надевает ботинки и начинает топать, как слон. Артист взрывается: «Что за конюшню здесь устроили! – увидев Потапыча, удивляется, – на тебя не похоже». Завтруппой, уже в валеночках, подходит с извинениями. Свое дело он сделал – артист, яростный, разгоряченный, выходит на сцену. И покоряет публику своей игрой.
Время, когда музыка была только живой
Большое счастье, что можно пообщаться с человеком, который впервые вышел на сцену в 1945 году. Актерской профессии Ольгу Солодухину учила Наталия Сац: после лагеря той запретили жить в столице, и она вместе с Виктором Розовым создала в Алма-Ате театральную студию.
У Ольги Ефимовны потрясающая судьба, но нас интересовала узкая тема – уходящая натура. Ни в одном из театров, где актриса служила, – Алма-Ате, Иркутске, Тбилиси, Рязани, – суфлеров она не застала. Как и в Тверском ТЮЗе, куда поступила в 1962 году. Но зато здесь был потрясающий оркестр, а руководил им легендарный человек – фронтовик, композитор, дирижер, музыкант Николай Варгунин. Как вспоминает Ольга Ефимовна, оркестровые ямы были тогда во всех театрах, но далеко не везде работал такой композитор, который сочинял музыку к каждому новому спектаклю. Оригинальную музыкальную партитуру делал он и для Тверского театра кукол.
Конечно, у Наталии Сац, как и в других музыкальных театрах, в постановках был задействован симфонический оркестр, и композиторы создавали большие музыкальные полотна. Но наш, тверской, где играли 7 - 10 человек, знали все зрители, помнили наизусть все песни, которые артисты исполняли вживую – тогда другого и не было. С появлением новой техники все стало меняться. Когда в ТЮЗе еще не построили радиобудку, а магнитофонами уже стали пользоваться, Лев Шумилов, в будущем директор кинотеатра «Вулкан», а тогда помреж, включал музыку из-за кулис.
Шум за сценой
И еще одна профессия, безвозвратно ушедшая в прошлое: шумовик – человек, который с помощью нехитрых приспособлений производит необходимые по сценарию звуки. Например, чтобы показать дождь, надо крутить большой фанерный барабан, в котором перекатываются, громко стукаясь или нежно шурша, камушки. Как делается гром, представить легко: просто встряхивается металлический лист.
В Тверском театре драмы такой огромный барабан стоял за задником, на небольшой площадке в стене, куда можно забраться по приставной лестнице. Им управлял актер Борис Лонин, первый партнер Наины Хониной. В первой своей роли в спектакле «Неравный бой» Виктора Розова она вышла на эту сцену 60 лет назад.
Есть в нашем городе и еще один человек, который не просто помнит эти самые приспособления, но и приводил их в движение. Было это в конце 40-х годов, а крутил ручку барабана, стараясь делать точно по реплике актеров (как только начинается разговор, звук дождя должен звучать тише), маленький мальчик Витя Воротников.
Его родители до войны служили актерами в Тверском ТЮЗе. Папа погиб под Сталинградом, а мама, помыкавшись с маленьким ребенком в эвакуации, отправилась к своему режиссеру в Саратов. В этот город, после того как с началом войны закрылся Тверской ТЮЗ, переехал его художественный руководитель Юрий Киселев вместе с большой частью труппы. Они вошли в состав тамошнего ТЮЗа, Юрий Киселев более полувека возглавлял этот театр, который сейчас носит его имя.
Для мамы Вити Воротникова, Татьяны Алексеевны, места актрисы в переполненной труппе не нашлось, она согласилась на должность помрежа. Весь день она проводила в театре, ребенок был один, и он голодал. Вернувшись, как всегда, поздно вечером в свою комнатку без окон, она узнала, что у сына отбирают еду соседи-хулиганы. И тогда стала брать ребенка с собой в театр.
Мальчик, как и наказали, тихо сидел на балконе, днем смотрел репетиции, вечером – спектакли. Всегда было очень много зрителей, играли классику, детскую и взрослую. Эти названия Виктор Воротников помнит до сих пор.
Потом они вернулись в Тверь, мама работала актрисой в Тверском театре кукол, Виктор стал профессиональным художником.
Оркестровая яма
Два года назад в наш город с гастролями приехал Саратовский ТЮЗ имени Юрия Киселева. Его художественный руководитель Юрий Ошеров играл Князя в спектакле «Дядюшкин сон», а на следующий день по инициативе Виктора Воротникова встретился с ним. Мне удалось присутствовать при этом разговоре, главной темой которого стал театр и Юрий Киселев.
По словам мамы, говорил Виктор Сергеевич, его отец жаловался худруку на жену, которая не хочет рожать ребенка из-за боязни потерять роли. Киселев заверил ее, что появление ребенка на ее карьере не скажется, и слово свое сдержал.
– Сам он долго не имел детей, – рассказывал Ошеров. – Либо театр, либо дети – такая у него была позиция. А когда ему было 49 лет, родилась Маша, и он сразу же на 180 градусов поменял свои взгляды. «Лидочка, ты своего кормила?» – спрашивал актрису. Объявлял перерыв в репетиции, чтобы она могла уделить внимание своему маленькому ребенку. Дочь свою он просто боготворил.
Как и у Киселева, у его наследника и ученика Ошерова несколько профессий – он режиссер, актер, худрук. И как его учитель, он был бесконечно предан театру: «В пятом классе я пришел в школьный актив театра и влюбился в него. Так с 55-го года не выхожу оттуда». Два пожилых человека вспоминали детство, которое проходило за кулисами, спектакли, музыку, которая раздавалась из оркестровой ямы.
А год спустя, в июне 2019 года, пришло известие, что Юрий Ошеров во время репетиции упал в оркестровую яму и через десять дней скончался. Жизнь коротка, профессии временны, искусство вечно.
