Вот и отгремели празднества в честь очередной годовщины Победы, но память о Великой Отечественной войне, сколько праздников и будней ни сменится на календаре, навсегда останется неразлучной с тверской землей.
Хранительница деревни
В лесах под Тверью грибники до сих пор натыкаются на мшистые ямы и ямки, на извилистые неглубокие канавы. Это бывшие блиндажи, одиночные окопы-ячейки и траншеи – наглядные следы Великой Отечественной, которые еще не успело заровнять время.
И все меньше тех, для кого война была частью собственной жизни, а не старинной легендой. Уже несколько лет нет с нами и героини этого очерка, своего рода хранительницы духа одной из деревень в окрестностях Твери.
Как и во многих других, в этой деревне за последние годы появилось много новых богатых домов. Их хозяева то приезжают, то уезжают в город на своих машинах. Двадцать минут – и ты уже на Речном, не то, что в старые времена, когда каждый километр меряешь своими шагами. На эту суету и мельтешение диковинных иномарок с философским спокойствием взирала Аграфена Ивановна, или тетя Груша, сухонькая старушка с палочкой, неспешно прогуливавшаяся по улице. Ее старый деревянный дом на окраине как-то незаметно оказался в окружении коттеджных новостроек. Впрочем, состоятельные соседи со всем уважением и почтительностью отнеслись к деревенскому старожилу и, если надо, то и помогали тете Груше по хозяйству.
Когда автор этих строк был мальчишкой, мы побаивались ее строгого бригадирского голоса, который раздавался, когда наши шалости выходили за рамки приличий. В ту пору окрика старших было достаточно, чтобы ребячья компания прекратила свое невинное детское хулиганство. Тетя Груша вышагивала деревенской улицей, посматривая, все ли ладно кругом, да порой подсаживаясь на лавочку, чтобы посудачить с соседками. Как сейчас говорят, «поставить лайк» всякому проходящему. Приедешь, бывало, на каникулы, увидишь бабушек на лавочке – значит, все в порядке, стоит деревня, жизнь идет своим чередом. Но время неумолимо, и подруги-ровесницы поуходили, да и лавочки у заборов что-то больше никто не ставит. Теперь, бывает, посмотришь вдоль улицы, а сухонького силуэта с палочкой в белом платочке нигде не видно. И становится пусто…
Из-за бронзового цвета кожи Аграфену Ивановну издалека можно было принять за цыганку. Однако она, можно сказать, соль земли и плоть от плоти тверского края. А бронзовый цвет, за который молодые красотки сегодня платят деньги в соляриях, ее кожа приобрела за полвека трудового стажа. Свои трудодни тетя Груша зарабатывала отнюдь не в теплых канцелярских кабинетах. О том же говорят и натруженные женские руки.
Ее судьба, наверное, типична для русских женщин того поколения. Она стала третьим ребенком в большой крестьянской семье Ивана и Анны Шиловых, всего же детей было восемь. В середине тридцатых годов родители перебрались ближе к городу из Рамешковского района, где совсем пришел в упадок местный колхоз. Стали жить в крайнем доме в деревне Павловское (он и теперь еще стоит), что на правом берегу Тверцы. Затем переехали в Городище, что в паре километров ниже по течению, и уж потом осели в деревне Рылово, что раскинулась на левом берегу. Старшие братья нашли работу в городе, а Груня Шилова пошла учиться в фабрично-заводское училище швейников. Возвращается как-то домой – а по деревне людской гомон: «Война, война!».
Прошло только четыре дня, как девушке исполнилось 16 лет. В то время старший из братьев, Алексей, уже год как был в армии. До 1946 года он прослужил на Дальнем Востоке. Другому брату, Василию, в сорок первом как раз исполнилось восемнадцать, и 2 декабря его взяли на фронт. Аграфена Ивановна очень хорошо помнит эту дату – за считанные дни до начала советского контрнаступления. Забегая вперед, скажем, что оба брата вернулись со службы и дожили до преклонных лет. Пришел с войны и глава семейства Иван Васильевич, сполна оттянувший солдатскую лямку.
Именно на берегах Тверцы и Волги, под Калинином, «положен был предел отступлению» (как писали историки о другой Отечественной войне) наших армий, и началась подготовка к первому победному сражению Великой Отечественной – к битве за Москву. Деревня Рылово, где только-только осела семья Аграфены, оказалась в прифронтовой полосе. Здесь, на левом берегу Тверцы, в десятке километров от Калинина, стояли наши части. На правом же берегу была какое-то время ничейная полоса: там, на равнине, замечали и немецких мотоциклистов-дозорных, но маневрировали и советские войска.
Военные мемуары
О том, что происходило осенью 1941-го вокруг Калинина, говорят военные мемуары. Вот что записал военный журналист Г.С. Кац:
«Эти три дня решали многое. Прорвется противник к Торжку – и уже некому будет остановить его на Ленинградском шоссе. И пойдут танки с крестами крушить наши тылы, отсекая обороняющиеся части Северо-Западного фронта. 133-я стрелковая дивизия оказалась в эти критические дни в центре событий.
Из воспоминаний Маршала Советского Союза И.С. Конева:
«Рано утром 16 октября направленный мной в танковую бригаду Ротмистрова офицер для поручений полковник Воробьев доложил, что противник прорвал оборону бригады и развил наступление севернее Калинина – по Ленинградскому шоссе, на Медное. Точно установить, где находится наша танковая бригада, ему не удалось.
Прорыв противника к Торжку вновь обострил обстановку. Создалась угроза совершенно безнаказанного наступления врага в тыл Северо-Западному фронту и на восток – в направлении Ярославля.
Необходимо было сделать все возможное и невозможное, чтобы предотвратить эту серьезную опасность. В этот же день я узнал, что к Лихославлю подошли головные части 133-й стрелковой дивизии генерал-майора В.И. Швецова...»
Из воспоминаний начальника штаба 2-го батальона 418-го стрелкового полка 133-й стрелковой дивизии младшего лейтенанта И. Щеглова:
«Нашему батальону с ротой минометчиков было приказано следовать в направлении Калинина и к исходу 16 октября выйти к деревне Рылово. В последние дни батальон вел непрерывные бои в районе Андреаполя. Люди устали, давно не мылись. Многие были простужены, кашляли. Надо было позаботиться об их отдыхе. В головную походную заставу мы включили квартирьеров, намереваясь в Рылове помыть людей, хоть немного поспать. К деревне подходили в полной темноте. На ее окраине нас нагнал вездеход. Из него вышел лейтенант – связной комдива.
– Командира батальона и начальника штаба прошу пройти со мной, – сказал он.
Вошли в один из домов. Очевидно, это было правление колхоза. В просторной, освещенной керосиновыми лампами комнате нас встретили комдив Василий Иванович Швецов и незнакомый нам генерал. На столе – развернутая карта. Задачу ставил командир из штаба.
– Смотрите внимательно, – обратился он к нам. – Мы находимся вот здесь. Ваша задача: выбить противника из деревень Старо- и Ново-Каликино, перерезать шоссе Москва – Ленинград, по которому идет интенсивная переброска техники и живой силы противника в сторону Медного и далее на Торжок. Ваш батальон первым вступит в бой.
Очень не хотелось после пятидесятикилометрового марш-броска ставить батальону такую нелегкую задачу. В Рылово бойцы входили в предвкушении баньки, ночлега в натопленных избах, котелка горячих щей. Но ничего из этого не получилось.
Можно представить состояние бойцов, когда после двенадцатичасового похода под моросящим дождем, по болотам, бездорожью, лесным тропам, по осенней слякоти подается команда: хат не занимать... С ходу рота за ротой проследовали по деревенской улице к берегу Тверцы. Началась подготовка к переправе.
Время – час ночи. Темень, хоть глаз выколи. Строго запрещено даже спички зажигать. Не исключено появление немецких разведчиков. Ленинградское шоссе совсем рядом. Кстати, как потом рассказывали местные жители, немецкие мотоциклисты еще дня два назад появлялись на правом берегу. Наш батальон первым подошел к реке. На его плечи легла и вся тяжесть подготовки переправы...»
Из воспоминаний командира батальона лейтенанта А. Чайковского:
«Мост через Тверцу взорван. Саперы отыскали брод в самом узком месте реки. Но и там ширина ее метров тридцать. Под рукой ни понтонов, ни надувных лодок, ни одной плоскодонки. В ход пошли подручные средства: разбирались сараи, старые строения.
Взвод разведки и боевое охранение мы переправили на повозках и верхом на лошадях. Разведчики сразу же направились к станции Брянцево. Надо было разобраться – где противник, какие силы движутся по шоссе.
Почти всю ночь занимались переправой. Река ледяная. Важно было не вымокнуть, по-сухому перебраться на противоположный берег. Каждая рота строила для себя плот. За работу брались дружно. Форсировали реку и на связанных одна с другой повозках.
Неприятности начались при переправе орудий, минометов. Затонула «сорокапятка». Крюками ее вытащили. Переправа доставалась нелегко, а время уходило. Только к рассвету на правом берегу собрался весь батальон. Задымили две полевые кухни, потянуло ароматным варевом, и уставшие люди приободрились.
Утром 17 октября на Тверцу прибыли командир дивизии с генерал-полковником. Как потом я узнал, это был Иван Степанович Конев. Я доложил комдиву о том, что переправа завершена и батальон готов к выполнению дальнейшей задачи.
– Главная задача для вашего батальона и всей дивизии, – сказал генерал-полковник И.С. Конев, – выбить противника из Старо- и Ново-Каликино, перерезать Ленинградское шоссе и занять круговую оборону.
…Шел 119-й день войны. На исходе этого дня, вечером 18 октября, полковник Мультан доложил командиру дивизии: «Деревни Ново- и Старо-Каликино освобождены от противника…»
Враг оставил на поле боя около трехсот солдат и офицеров. Батальон захватил три танка, много автомашин, мотоциклов, оружия. Были взяты пленные и в числе трофеев – два фашистских штандарта.
Большое начинается с малого. Победа у каликинских деревень явилась первой нашей победой на пути к освобождению Калинина. И в этом смысле ее трудно переоценить».
Вот так воспоминания очевидцев помогают другими глазами взглянуть на хорошо известные тебе места. А для Грушиной семьи та драматическая осень стала преддверием первой суровой военной зимы. Подготовиться к ней новоселы не успели, ведь в Рылово они только-только перебрались и не успели ни приготовить запасов с огорода, ни достроить дом. Отец едва поставил сруб со стропилами, как его взяли на фронт. И мать, Анна Васильевна, потом долго ходила караулить строение: как бы свои же солдаты не разобрали для военных нужд.
О той первой военной зиме Аграфена Ивановна рассказывала только, что было очень и очень трудно и голодно. Доходило и до того, что младшие дети просили милостыню по деревне. Кто-то делился, а кто-то закрывал дверь перед носом: своих детей кормить надо.
С того первого военного года шестнадцатилетняя девушка начала работать в колхозе «Знамя труда», который весь и состоял из деревни Рылово. В 1942 году, когда фронт отодвинулся, семье выделили кусочек земли для огорода, к тому же за трудодни колхоз давал зерно, картошку, капусту. А в следующую зиму Аграфена уже работала на заготовке дров в Завидово. Дрова нужны были паровозам, возившим эшелоны на фронт.
Вернулась из Завидово – и снова бесконечная изматывающая работа, работа, работа. То лес сплавлять по реке из Медного, то другие «спецработы». И так – до победного сорок пятого. Никакой радости в войну не видели, только если песней себя и подруг подбодрить, вспоминала Аграфена Ивановна. Вот такие труженицы тыла и тащили на себе народное хозяйство страны в годы войны.
Кроме всего прочего, в 1942 году Грушу от колхоза направили в Калинин отработать на кирпичном заводе. Они с подругой проработали там месяц, а замену все не присылают. Пришли девушки к председателю колхоза Михаилу Егоровичу Егорову напомнить об этом, и он отправил их вместе с другими колхозницами в Ярославскую область, за коровами. Целый месяц гнали они стадо на свою освобожденную землю, а пришли в свое Рылово – около дома стоит «черный воронок». И забрали тогда Груню с подругой Катей в милицию – за то, что бросили работу на кирпичном заводе. Суровые были времена, военные, дело саботажем пахло. Сидят они в камере, песни поют. А потом, 23 декабря в пять вечера – Аграфена Ивановна помнит и эту дату – охранник загремел ключами, открыл дверь и отвел их к следовательнице: «Вы свободны, девочки, идите домой». А девочки стоят, ушам не верят: неужели так легко отделались? Когда вышли на улицу, навстречу им – председатель, Михаил Егорович. Оказывается, и его в милицию для объяснений вызвали. Груня с Катей переглянулись: хоть темно да холодно, а дождемся своего председателя! И вот он вышел из отделения на мороз, весь мокрый и возбужденный: «Ох, етит твою мать, идите домой, девоньки, никого не бойтесь». Отстоял, значит, своих.
Доехали подруги на трамвае до вагонного завода, а там по зимней накатанной дороге, лесом да полем, отмахали пешком до деревни 8 километров.
Потом Аграфена работала в открывшейся валяльной мастерской. Хоть денег не давали, зато за зиму заработала себе новые валенки.
После войны, когда прошло укрупнение колхозов, деревня Рылово вошла в состав колхоза «Михайловское». В него вошли также деревни Никола, Власьево, Стрельниково, Изворотень. С 1949-го по 1961 год Аграфена Ивановна работала дояркой, после ее поставили бригадиром. Не отлынивала – что поручат, то и тянула, и так всю жизнь. Государство отметило беззаветный труд простой сельской женщины медалями и почетными грамотами. «Хвастать нечем, работала вместе со всеми мужиками. А колхоз стал богатый, и мы тоже стали богатеть, досыта есть, наряжаться», – вспоминала тетя Груша этап жизни, наступивший после «вождя народов». Наверное, лучшие годы в ее непростой судьбе.
В 1954 году Аграфена Ивановна вышла замуж, только детей у них с мужем Михаилом Петровичем завести не получилось. Работа с надрывом даром не прошла.
На пенсию Аграфена Ивановна Веселова вышла в 1980 году, но колхоз ее упросил еще поработать, и на настоящий заслуженный отдых она ушла только в 1990 году. «У меня всегда-всегда было какое-то поручение», – с гордостью признавалась тетя Груша, до самых преклонных лет державшая немаленький огород.
Наш разговор с ней состоялся незадолго до очередных выборов, и у тети Груши обнаружилось собственное политическое кредо.
- Мы были молодые – на неприятности внимания не обращали. Это теперь я сижу, соображаю, кто лучше, за кого бы проголосовать. На выборах всегда сама решаю, подсказок не слушаю. Вот только ничего по-нашему теперь уже не будет», - подвела тогда черту под актуальной политической жизнью Аграфена Ивановна.
Наверное, своя Аграфена Ивановна есть в каждой тверской деревне. Никаких громких геройских подвигов не совершившая, кроме одного – всю свою жизнь отдавшая труду и, когда Родина скажет, принимавшая на свои худые женские плечи безразмерную долю испытаний, выпавших стране. За этими несильными плечами – своя большая история. История страны, преломленная в судьбе одного человека. И об этом стоит задуматься.
