В этом году мы будем в 83-й раз отмечать освобождение города Калинина от немецко-фашистских захватчиков. Для юных читателей поясним, что в советское время так называлась Тверь.
16 декабря не просто число в календаре. Чтобы очистить город от врага, десятки тысяч бойцов пролили свою кровь и остались навечно лежать в земле. Как это было? Сегодня об этом можно узнать только из документалистики да литературно оформленных воспоминаний участников, которых, к сожалению, почти не осталось в живых за давностью лет.
Произведение «Хроника Ржевского рубежа» Андрея Гана создано на основе дневника и воспоминаний ветерана ВОВ, командира санитарного взвода 908-го стрелкового полка 246-й стрелковой дивизии 29-й армии Калининского фронта Николая Акимовича Моисеенко. Он кавалер орденов Ленина и Красной Звезды, имеет много других наград. Произведение впервые было опубликовано на сайте «Проза ру». В отрывках хроники, подготовленных редакцией «МК в Твери», речь пойдет об одной из боевых операций 5 декабря при освобождении Калинина. Повествование ведется от лица участника Николая Моисеенко.
Только вперед!
5 декабря 1941 года 246-я дивизия в составе 29-й армии вышла в район деревни Черкасово Калининской области. Наша задача - форсировать Волгу в районе Мигалово, перерезать трассу Калинин – Старица и запереть немецкие части в городе Калинине. Утром советская артиллерия наносит жесткий удар по позициям немцев. За последние 4 месяца это первая на моей памяти столь длительная артподготовка с нашей стороны. Даже не верится, что после нескольких месяцев жесткой экономии мы можем позволить себе такую роскошь перед началом атаки.
Выходим на лед Волги. Нужно как можно быстрее преодолеть 250 метров открытого пространства и захватить противоположный берег. Над нашими цепями поднимается горячий пар от напряженного дыхания сотен людей. Когда до берега остается немногим более полутора сотен метров, на его самом крутом склоне оживает сначала один, потом второй, а вскоре и третий пулемет противника. Мы отвечаем отчаянным «Ура!» и переходим на бег. Стреляем на ходу, теряем товарищей, снова стреляем и снова бежим. В валенках! В такой момент тебе хочется быть тем самым чемпионом по бегу, который сумел на предвоенной Олимпиаде в Берлине преодолеть те же 200 метров за 20 секунд.
Сто метров до берега! К пулеметному огню присоединяются винтовки «Маузер», слышится характерный сухой лай пистолетов – пулеметов «МG-40». Кто-то пытается залечь, но командиры заставляют продолжать атаку. Местами убитых так много, что за ними вполне можно залечь, чтобы переждать огонь противника, однако мы все понимаем, что это не спасение, а лишь отсрочка от верной гибели.
Вокруг то и дело падают солдаты, весь лед так забрызган кровью бойцов, что кажется: бежишь по кровавому руслу. Огнедышащие жерла «MG 34 » проделывают в наших цепях жуткие бреши. Мы отвечаем хаотичной пальбой из трехлинеек и оставшихся в наличии пулеметов Дегтярева и автоматов ППШ.
Берег, берег, ну где же ты? Сосед справа хватается за шею и бросает винтовку. Из его шеи бьет фонтан крови. Пуля разорвала артерию, однако времени на то, чтобы остановиться и оказать ему помощь у меня нет. Наша задача - как можно быстрее выйти из зоны поражения.
Вгрызаемся в берег
Вот и берег! Дошло немногим более половины батальона. Однако перейти в рукопашную, как мы все ожидали, не получается. Берег высокий, а немцы предусмотрительно облили все склоны водой, превратив его в подобие ледяной горки. Мы залегли. Нас поливают огнем пулеметов и забрасывают гранатами. Живых спасают тела павших, которых так много, что за ними можно укрыться, как за бруствером окопа. Режем штыками лед, ползком пытаемся взобраться как можно выше.
Бросаю взгляд на Волгу – все русло от берега до берега завалено телами наших товарищей. Десятки раненых корчатся от боли и кричат, требуя помощи, но подойти к ним нет ни малейшей возможности. Стоит ужасный холод, и я понимаю, что через час, максимум два, почти все раненые погибнут от переохлаждения или кровопотери. По лежащим раненым, которые ползком пытаются выбраться в безопасное место, противником ведется непрерывный огонь. Постепенно перестрелка затихает.
- Эй, рус! Что молчать, рус? – слышим голос со стороны противника. - Иди, Ванька! Я тебе водка, балалайка дам!
Рыжий долговязый ефрейтор, сложив руки рупором, кричит в нашу сторону. Дружный хохот и пустые бутылки из-под водки летят из вражеских траншей.
- Суки, смеются! - лежащий рядом комбат Пташников злобно сплевывает и зовет снайпера. - Поговори с этим «благотворителем»! А то он уже притомил своей щедростью…
Бронебойный наконечник с тихим клацаньем прошивает насквозь каску со свастикой, а заодно и черепную коробку незваного «мецената». В ответ на меткий выстрел с высоты вражеских укреплений летят уже не пустые бутылки, а гранаты. Некоторые бойцы успевают их перехватить и отправить в обратную сторону. Выстрелы и взрывы сотрясают весь берег до самого вечера. К концу дня от личного состава батальона в живых остается не более ста двадцати человек. Боеприпасы на исходе.
Штыками и лопатками, метр за метром, мы, подобно термитам, выгрызаем в толще льда узкие дорожки для атаки. Шаг за шагом подбираемся к ненавистным окопам. Комбат, когда стемнело, просит меня и санинструктора Ханина спуститься вниз, собрать живых, если таковые будут. Заодно оказать помощь тем из раненых, кто умудрился уцелеть.
Сотни тел в простреленных телогрейках и шинелях срослись в причудливые узоры, соединенные между собой заледеневшей коркой из крови и снега. И повсюду одни мертвые. Выживших нет. Нахожу пару подсумков с дисками к ППШ и около десятка гранат. Осторожно раскладываю свои находки по карманам и сумкам. Собрав максимум боеприпасов, возвращаюсь с подкреплением к комбату. Бойцы перезаряжают оружие, связные собирают остатки батальона по всему берегу.
Схватка
Когда до начала атаки остается не более двадцати минут, берег Волги неожиданно вздрагивает от разрывов. Это наши войска стремительно штурмуют позиции противника в трех километрах южнее нашего участка. Как потом оказалось, там под покровом темноты несколько батальонов перешли реку и сумели подняться на ледяной берег с помощью заранее приготовленных лестниц. Им удалось с ходу ворваться во вражеские окопы, а затем, развивая наступление, они ворвались во вторую линию обороны.
По команде комбата и мы штурмуем береговые укрепления в полнейшей тишине. Двадцать, десять, пять метров – и вот перед нами такой долгожданный бруствер вражеского окопа. Мы сваливаемся немцам на спины подобно яростному снегопаду. Патронов для полноценной огневой атаки мало, зато штыки, приклады и саперные лопатки с лихвой компенсируют нехватку боеприпасов. Слева и справа раздаются вскрики, слышен отборный мат на русском и немецком. Яркие линии трассеров насквозь пронизывают темные жерла вражеских траншей и блиндажей, всполохи гранатных разрывов озаряют темное небо.
Где-то совсем рядом бьет пулемет. О, этот чертов, такой ставший ненавистным за этот длинный день смертоносный пулемет! Это тот самый MG-34, что не давал нам возможности подняться по берегу, пока было светло, тот самый, что завалил телами наших товарищей все русло Волги. «Заткните его! Гранату! - орет командир что есть сил в темноту окопа. Осветительная ракета на несколько секунд озаряет жуткую картину ночного боя. Успеваю заметить отрубленную руку и зажатый в ней парабеллум, расщепленный взрывом вход в блиндаж, пробитое немецким штыком тело бойца и нашего комбата Пташникова, бьющего прикладом ППШ немецкого пулеметчика, выскочившего из своего окопа. Яркая вспышка от разрыва гранаты заставляет прикрыть глаза и присесть.
Спустя мгновение вновь открываю глаза. У меня под ногами светлая рукоять немецкой гранаты. В темноте не удается разглядеть, выдернут запал или нет. Неужели это смерть? Вот так быстро? «Не зевай, медицина!» - с ловкостью циркового акробата наш снайпер Миша выхватывает у меня из-под ног злополучную гранату. И уже через мгновение она исчезает в соседнем вражеском окопе. Взрыв. Затем еще и еще один. Где-то совсем рядом детонирует склад с боезапасом. Языки пламени взлетают на десяток метров к небу. Нас засыпает землей и осколками. Чьи-то отчаянные крики переплетаются с треском автоматных очередей. А затем наступает внезапная тишина.
Отходим…
После целого дня беспрерывной пальбы разрывов и канонады наступившая тишина кажется чем-то из ряда вон выходящим. В этой тишине слышно, как бьется собственное сердце.
- Разведка, вперед! - тихо командует Пташников.
Два бойца быстро исчезают в темном чреве траншеи. Через пару минут слышим характерный свист от наших разведчиков, и мы, соблюдая меры предосторожности, переходим на новые позиции.
Нам удалось очистить от противника большую часть хорошо оборудованных траншей первого рубежа обороны и даже поживиться провиантом. Мы радостно обнимаем товарищей, хлопаем друг друга по плечам. Каждый из нас, еще днем лежа на льду и не раз уже простившийся с жизнью, получил шанс на ее продление. Через час бой и на соседнем участке затихает. Саперы проверяют захваченные укрепления на наличие мин. Я делаю свою рутинную работу: бинтую раны, делаю противостолбнячные инъекции раненым. «Тяжелых» немедленно отправляем в тыл.
Получив разрешение от саперов, занимаем уцелевший блиндаж и в изнеможении падаем на пол. На войне каждый час – это подарок судьбы, а наши измученные тела требуют отдыха. Сажусь около стены и моментально засыпаю. Однако уже через сорок минут немцы, придя в себя от нашей ночной атаки, начинают массированный обстрел. Снаряды и мины падают на нас со всех сторон, после окончания артналета к атаке подключаются моторизированные силы противника, утюжат своими катками стены окопов, расстреливают из пушек наши очаги сопротивления. Хорошо, что надежно построенные окопы и сильно замерзший грунт позволяет выдержать несколько попаданий их 20-миллиметровых снарядов, прежде чем та или иная опорная точка приходит в полную негодность.
Противник непрерывно атакует всю ночь и утро. К середине следующего дня мы вынуждены оставить большую часть наших ночных завоеваний. Ситуация все более осложняется, единственное, что немцам мешает скинуть нас обратно к реке, - так это ими же выкопанные многочисленные ходы и блиндажи, хорошо укрепленные деревянными распорками, да неровный рельеф местности, ограничивающий применение танков.
- Огня! Нам нужна поддержка артиллерии! Срочно! Иначе нам не устоять! - Пташников натужно кричит в телефонную трубку, а на его багровой шее веревками вздуваются вены. - Шесть сотен бойцов у меня было вчера, а сегодня и шестидесяти нет! И гранат нет! Штыками танки противника в реку сталкивать?
К вечеру, оказавшись без огневой поддержки и окончательно исчерпав весь боекомплект, мы вынуждены оставить с таким трудом взятые рубежи. Канонада слышна по всей линии фронта, багровое зарево превращает линию горизонта южнее Калинина в подобие действующего вулкана.
А комбат объясняет оставшимся в живых сложившуюся ситуацию:
- Основной удар наши войска наносят южнее, а мы на севере свою задачу выполнили, теперь самое время отходить. Жаль оставлять такой ценой доставшийся плацдарм. Всыпали мы им - сами видели! Хотя и нам досталось… В штабе говорят, что девятая армия противника потеряла за последнюю неделю около шести дивизий. Так что и наша малая толика в этом деле есть. А нас ждет пополнение и новая боевая задача. Вопросы? Нет? Отходим!
