Слово лечит. В некоторых случаях важнее, чтобы говорил сам исцеляющийся. Совместный проект «МК в Твери» и УФСИН по Тверской области помогает отбывающим наказание рассказать свою историю и поделиться чувствами. Проект длится второй год. Авторы лучших получают дипломы с QR-кодами, ведущими на сайт tver.mk.ru, где опубликованы их истории.
Новое письмо мы публикуем в рубрике «Дело мастера». Это очень важный аспект жизни любой колонии и каждого ее обитателя. Через обретение мастерства происходит становление нового взгляда на жизнь, глубокая перемена в личности, которая помогает верить в будущее и стремиться к нему.
Данила, отряд №2, ФКУ ЛИУ-3 УФСИН России по Тверской области
Ремесло отца
Всегда приятно наблюдать за человеком, занимающимся любимым делом. Я говорю о любимом деле, которому мастер отдает свою жизнь и частичку своей души. Человек, способный покинуть внешний мир, погружаясь в свой собственный, создает нечто новое и уникальное. И это прекрасно.
Мой отец был таким же человеком, хотя в детстве я этого не понимал. Он постоянно что-то чинил и мастерил в своем гараже, из-за чего казался немного на расстоянии. Его скромный доход был обеспечен починкой мебели. Он был достаточно известным мастером, но зарабатывал немного. Часто друзья и соседи, которым мой отец помогал, приносили продукты и сладости, так что семья наша не голодала. Тогда, в конце восьмидесятых, мало кто мог похвастаться стабильностью.
Его дело приносило счастье в семью, а мама была рада видеть отца за работой. В доме была хорошая мебель, которую отец делал сам, мне же он делал деревянные игрушки, от которых тащились все ребята во дворе. И я был горд отцом - человеком, подчинившим своей воле дерево. Да… эти игрушки, наверное, все еще стоят у нас дома в Ростове.
Как сейчас помню единственную игрушку, которую отец подарил маме. Мне было тогда лет тринадцать, и мы гостили у моей тети Иры в Москве. Тетя была прекрасной и жизнерадостной женщиной. Она нас пригласила в зоопарк, где должны были показать впервые жирафа. Мне было скучновато, но мама вся сияла, ее улыбка и неподдельное изумление отпечатались навсегда в моем сознании. Мне нравилось видеть ее такой довольной. Всю дорогу до дома она только и говорила, что о чудо-жирафе. Мы вернулись в Ростов спустя несколько дней, и все вернулось на круги своя. Но отец помнил…
На следующий вечер, за ужином, он подарил маме подарок. Немного неуклюже, стесняясь, протягивал в руке деревянного, аккуратно вырезанного жирафика. У мамы не было слов, но по блеску ее глаз я узнал, как выглядит счастье. И это было, правда, очень мило… Жаль, я с ним не попрощался…
Ремесло отца приносило людям радость, заставляло их улыбаться, он и сам не был скуп на улыбки. Его клиенты, заходя в гараж с целью договориться о предмете быта, находили прежде всего друга. Он был уникален в своем роде. Кристально чист и предельно прост. Его магия была в простоте. Простая, доброжелательная улыбка. Простые руки рабочего человека, сделавшие простого жирафика.
Мне было не понять отца, он был совсем другой. Его интересовало только здесь и сейчас, он жил моментом и не думал о будущем. В нем не было азарта и необъятных амбиций. Он не был жадным и никогда не старался приумножать. Брезговал грязными деньгами. Был честным человеком.
Быть может, банально писать про тюрьму. Но это моя история, история моего отца и его дела. И рассказываю я ее из мест не столь отдаленных, тихим шепотом каждый вечер повторяя.
Обычно дважды в год отец мне присылал письмо, поздравляя с днем рождения или Новым годом. Достаточно скупые на слова письма: голые факты и банальные поздравления. Именно так выглядит родительское разочарование.
Родителям всегда хочется, чтобы их дети были похожи на них. Если бы я был похож на отца, моя жизнь наверняка сложилась бы по-другому. Я не покинул бы родной край и не пытался покорить столицу. Нас с матерью никогда бы не разделяли десятилетия молчания. Я, возможно, никогда бы не носил черную робу.
Время не щадит никого. Как в загадке про огонь, который всех пожрет, крепкий камень в пыль сотрет, а власть его всего сильней, даже власти королей. Так же и моих родственников одного за другим этот огонь начал забирать. Когда ушла тетя Ира, отец прислал мне письмо.
Для меня это была первая потеря близкого человека. Хорошего человека. Болезненное ощущение пустоты, с которым я был не в состоянии справиться сам, поселилось внутри. Шло время. Я начал болеть и чахнуть. Длилось это депрессивное наваждение до момента, пока однажды меня не попросили помочь с заточкой резаков по дереву. Зная, что я имею об этом представление, старый товарищ решил познакомить меня со столярным мастерством. Я лишь покорился судьбе, не противился и не соглашался.
Дело пошло само собой. Время вышло из штиля и раскрыло свои паруса. Я резал по дереву и вспоминал, чему в детстве учил меня отец. Учился с легкостью, многое вспоминая на ходу. Удивительно, как хорошо я помнил уверенные движения, которыми отец придавал дереву форму. В скором времени я ощутил свободу от скорби, а внутри появилось желание учиться.
Я резал по дереву уверенными короткими срезами, обтачивая и создавая нечто новое из грубого неподатливого материала, в точности повторяя процесс, происходящий на протяжении нескольких лет с моей душой. Ремесло отца заставило посмотреть по-другому на свою жизнь: оглянуться и переосмыслить.
И казалось, что я начал выкарабкиваться из выгребной ямы. Глоток свежего воздуха был так нужен, и я получил короткую передышку от жизни. Но оказалось, у выгребной ямы было два дна. Следующим потрясением было письмо от матери.
Известие о смерти отца ударило меня по затылку чем-то острым и жгучим еще до того, как мысли и эмоции закипели внутри.
Наверное, тут я должен рассказать о том, как я сожалею обо всех неудачных дублях наших с отцом взаимодействий, обо всех невыполненных обещаниях и неоправданных надеждах. Да, это все - правда, но я не хочу превращать историю в исповедь.
Больнее всего было осознавать, что мама лишилась последней поддержки и любимого человека. Одиночество, как дикий волк в потемках души, мне ли не знать. Думать в сложившейся ситуации нужно было прежде всего о ней. Ведь она хочет приехать ко мне.
Мы играли в молчанку четырнадцать лет, движимые гордыней, не желая первыми идти на контакт. Наигрались, хватит, нам всем пришлось нелегко, и всем нам больно. Но ей сейчас невыносимо.
Как найти слова для человека, с которым осознанно не общался больше десяти лет? С чего начать и что рассказать? Мой отец всегда знал, что нужно сказать в тяжелой ситуации, но не я. Я все еще считаю, что поступки значат больше, чем слова…
И вот я уже несколько дней кряду довожу до, казалось, недостижимого идеала фигурку жирафа, придавая ей форму того самого, который говорил больше, чем могли донести слова. Я начну разговор на языке, на котором говорили только отец с матерью, который доступен только любящим. Я сделаю этот шаг с помощью ремесла отца. Его последний подарок своему сыну. Дело мастера должно приносить любовь. И оно будет…
