Среди уроженцев Тверской губернии – первый русский, получивший диплом доктора философии в Западной Европе и основатель анархизма как политического и философского течения.
Долгий путь к познанию
Даже из того немногого, что мы знаем о судьбе Палладия Роговского (а известно о нем немного, и даже ни одного портрета его не удалось обнаружить), мы видим, что жизнь его складывалась трагично. Он был, несомненно, умным и одаренным человеком, который пожертвовал карьерой, достатком, семьей ради одного – познания истины. Наверно, вряд ли его родители, крестьяне одной из вотчин Калязинского Макарьева монастыря, предполагали такую судьбу своему сыну, давая ему старинное имя Палладий. Ведь Палладий в православном именослове означал вооруженного защитника, иносказательно – человека, готового стать оплотом веры.
Но все сложилось несколько иначе. Взросление Палладия Роговского пришлось на время так называемой «книжной справы» - роковой темы отечественной истории XVII века, которая в действительности была труднее и сложнее, чем кажется обычно. Речь идет о многочисленных попытках «справить», переписать, издать в «правильном виде» тексты, книги, богослужебные чины, которые существовали на протяжении многих веков, но при этом были известны во множестве разновременных списков, да к тому же переведенных с разных языков. Московские справщики сразу были вовлечены во все противоречие рукописного предания. Они много и часто ошибались, сбивались, но не только от своего «невежества». Зачастую причина была в действительных трудностях, но справщики не всегда понимали, в каких именно...
Палладий Роговский (кстати, при рождении он носил фамилию Рогов) оказался вовлечен в этот интеллектуальный спор. Он принял монашеский постриг, учился в богословской школе. Видимо, отрок отличался не только редкостной тягой к знаниям, но и критическим складом ума. Многое из того, что ему преподавали в школе, вызывало у него вопросы. Ответить на них учителя не могли. И тогда в поисках «совершенного учения» Палладий попросил отправить его за границу, чтобы там, в европейских университетах, самому найти ответы на сложные и противоречивые вопросы богословия. Ему отказали. Палладий подал прошение снова. Ему снова отказали – еще бы, какой-то монах из захолустной обители желает самостоятельно превзойти божественную мудрость!
И тогда Палладий совершил поступок, для богобоязненного инока в ту эпоху невозможный, – он отправился за границу без благословения, самостоятельно. Попросту говоря, сбежал. Хотя сам он не скрывал цели своего путешествия – разобраться в сложных хитросплетениях богословия и философии. Например, понять, почему западные и восточные (православные) богословы ведут бесконечную, хотя и чаще всего заочную, полемику. Пожалуй, из всего русского духовенства той эпохи Палладий оказался единственным, кто рискнул лично преодолеть тот трагический разрыв между европейским и отечественным богословием, который существовал на Руси уже несколько десятилетий. Хотя Смутное время закончилось задолго до рождения самого Палладия, сама смута, несмотря на избрание новой правящей династии, продолжалась – в умах, настроениях, разговорах… Весь XVII век в России прошел в крайнем напряжении, в пререканиях, разноголосице и спорах. Не зря историки назвали это столетие «бунташным веком» - бунты и народные восстания следовали одно за другим. И побег монаха без благословления за границу – в какой-то степени типичное для того времени событие. Это тоже бунт, только отдельного человека.
В Западной Европе Палладий Рогов прожил почти десять лет. Сначала он провел год в стенах иезуитской школы в Вильне, потом – год в силезском городе Нейссе, где изучал церковную премудрость. Чтобы быть допущенным в учебные аудитории, Палладию Рогову пришлось изменить фамилию на польский лад (был Роговым – стал Роговским), а также принять католичество.
Последнее, конечно, далось ему нелегко. Да и для него самого было смертельно опасным. Он прекрасно знал историю русских священнослужителей, обвиненных в принятии «католической ереси». Палладий Роговский много учился и спустя десять лет оказался в Риме, в коллегии святого Афанасия, где был рукоположен в иеромонахи. Он тщательно изучил западное богословие и стал первым русским, получившим степень доктора философии (в то время не делали различия между этой наукой и богословием). Из Рима его отправили в Москву как миссионера, представителя иезуитского ордена. В этом качестве Палладию Роговскому было разрешено вывезти в Москву богатейшую богословскую библиотеку, которую он собирал все годы своей жизни в Европе. Герцог Флорентийский лично подарил ему несколько сотен томов, так его поразили познания и история этого калязинского юноши, претерпевшего столько испытаний на пути к истине.
Однако уже в Венеции он сделал остановку и отправился к греческому митрополиту, где попросил присоединить его к православию. Добравшись же до Москвы, Палладий Роговский первым делом обратился с покаянным письмом к патриарху. Палладию удалось восстановить к себе доверие в правящих церковных кругах и даже вернуть себе сан. Однако долгие странствия изнурили его, и прожил он совсем недолго. Служба Палладия в России продлилась всего три года. В 1703 году он скончался и был погребен в Трапезной церкви Заиконоспасского монастыря.
Отец русского анархизма
Михаил Бакунин родился в родовом тверском имении Прямухино в семье губернского предводителя дворянства Александра Михайловича Бакунина и Варвары Александровны, урожденной Муравьевой. Если вы этого не знаете, значит, вы не анархист. Для анархистов всего мира, считающих Бакунина своим идейным отцом и вдохновителем, этот человек – незыблемый авторитет. Каждый год поклонники его идей собираются явочным порядком в селе Прямухино.
Хотя Бакунин в политической энциклопедии назван основателем одного из течений политического анархизма – так называемого социального, или революционного анархизма, его учение отличается от анархо-синдикализма (умеренного анархизма британского происхождения). И, что примечательно, за последние 150 лет трудно найти европейского мыслителя, который не ощутил на себе влияние идей Бакунина, не обращался к его трудам, как минимум не вступал бы с ним в полемику, даже заочную. Лев Толстой, Ленин, Ганди, Черчилль, Победоносцев, Бердяев – все они так или иначе пережили своеобразное «очарование» бакунинского гения. Так что невозможно вычеркнуть Михаила Александровича из списка людей, чьи идеи изменили человеческую историю.
В прошлом году в Тверь на фестиваль «Книжный переплет» приезжал Сергей Петров, автор первой в XXI веке биографии великого анархиста, которая так и называется – «Бакунин. Первый панк Европы». Петров побывал в Прямухине и на встрече с читателями говорил, что Бакунина нельзя считать «только» анархистом. Он был именно «панком Европы»: ниспровергателем существующих порядков, революционером, протестующим против устоявшихся догм. В трудах Бакунина есть конкретные, практические вещи, но по большей части это философия, написанная, к тому же, в Европе. Но примечательно, что идеи Бакунина воплощались в жизнь уже в России.
Князь Петр Кропоткин был «практикующим» анархистом, не говоря уже о знаменитом Несторе Махно. Но «главным анархистом», самой харизматичной фигурой в этом политическом движении остается именно Бакунин. Он как знамя, как икона, человек-символ. Именно Бакунин дал мощнейший толчок дальнейшему развитию политической мысли, анархистских идей, и неслучайно его до сих пор внимательно изучают и помнят в Италии, Испании, Швейцарии…
При этом судить о Бакунине, опираясь только на воспоминания современников, политических противников (да и сторонников тоже), довольно опасно: уж слишком противоречивая фигура. И в его биографии, и в его идейных эволюциях до сих пор остается немало темных и неразъясненных мест. Поразительно, сколько мифов придумано об этом человеке – едва ли не больше, чем строгих биографических фактов. Например, принято считать, что своего Базарова Иван Тургенев, часто гостивший в Прямухине (и даже влюбившийся в одну из сестер Бакунина), «писал» непосредственно с отца русского анархизма. Впрочем, в нигилисте Базарове недостает известной бакунинской демоничности, его «воплощенной стихии огня», как назвал это Александр Блок (еще один убежденный поклонник Бакунина). А вот писатель Федор Достоевский своего Николая Ставрогина из «Бесов» придумал, скорее всего, именно после встреч и бесед с Бакуниным. Базаров и Ставрогин – одни из самых ярких, интересных, обсуждаемых персонажей русской классики. Каким же тогда, задумайтесь, должен был быть человек, вдохновивший их создателей?
Хотя есть, конечно, и другие мнения. Так, например, американский биограф Артур Манделл полагал, что самое опасное – считать Михаила Бакунина «апостолом свободы». Мол, это нам еще повезло, что мы не увидели Бакунина во власти, что он не захотел становиться вождем-практиком, оставаясь идеологом-теоретиком. Все-таки в идеях анархизма, бегства от всякой государственности ощущается привкус спекуляции, отказа от борьбы, капитуляции. Это особенно видно сегодня, с высоты нашего исторического опыта. Бакунин плохо разбирался в устройстве общества, которое он мечтал переделать, – например, наивно полагал заменить централизованные государства вроде Российской империи некими «федеративными общинами». Конечно, Бакунина сегодня вряд ли можно воспринимать как пророка, провозвестника социальных революций – все-таки сам по себе он оставался человеком сугубо мирным, русским помещиком, не способным причинить зло. И, разумеется, он не отвечает за то, что под его лозунгами делали анархисты, которые пришли позже.
Но стоит открыть любую книгу Бакунина – и читателя захватит истинная страсть, гнев, вулканический темперамент, пафос мыслящего человека, желающего переделать весь мир и сделать это немедленно. Именно поэтому даже спустя много лет после смерти автора его идеи вызывают такие споры. Наверно, книги Бакунина никогда не перестанут читать молодые революционеры, покуда есть в мире государства и есть молодежь, желающая переделать этот мир.
